АвтоАвтоматизацияАрхитектураАстрономияАудитБиологияБухгалтерияВоенное делоГенетикаГеографияГеологияГосударствоДомДругоеЖурналистика и СМИИзобретательствоИностранные языкиИнформатикаИскусствоИсторияКомпьютерыКулинарияКультураЛексикологияЛитератураЛогикаМаркетингМатематикаМашиностроениеМедицинаМенеджментМеталлы и СваркаМеханикаМузыкаНаселениеОбразованиеОхрана безопасности жизниОхрана ТрудаПедагогикаПолитикаПравоПриборостроениеПрограммированиеПроизводствоПромышленностьПсихологияРадиоРегилияСвязьСоциологияСпортСтандартизацияСтроительствоТехнологииТорговляТуризмФизикаФизиологияФилософияФинансыХимияХозяйствоЦеннообразованиеЧерчениеЭкологияЭконометрикаЭкономикаЭлектроникаЮриспунденкция

RELATIO III SEECK (ер. X 54)

Читайте также:
  1. Conversion. Typical semantic relations. Productivity.
  2. Correlation between Compounds and Free Phrases
  3. Correlation Types of Compounds.
  4. Graph-based physical synthesis provides tight correlation to final timing
  5. Groups of words based on several types of semantic relations: conceptual (semantic or lexical) fields, lexical—semantic groups.
  6. HUMAN INTERRELATIOSHIP
  7. II. Groups of words based on several types of semantic relations
  8. Interbank Relations in the USA
  9. Lexical mng. Is the correlation bw sign and phenomenon
  10. No turning point yet in Obama relations with business
  11. Paradigmatic relations of lexical units
  12. Related Moral Culpability Defined, Analyzing Contractual Relationships and Renegotiation

 

Господину нашему Феодосию [805] Вечному, Августу — Симмах, славнейший муж, префект города

1. Как только почтеннейший сенат, вечно вам преданный, рассмотрел вкравшиеся в законы ошибки и увидел, что благодаря благочестивым государям снова воссияла слава нашего времени, он, следуя принципу доброго (старого) времени, исторгнул (вопль) долго подавляемого горя и вновь приказал мне стать поверенным по его жалобам. Бесчестные люди не допустили до аудиенции, божественные императоры [806], ибо в этом случае справедливость не могла не восторжествовать, господа наши императоры.

2. И вот, исполняя двойную обязанность, я в качестве вашего префекта выступаю по государственному делу, а в качестве поверенного граждан передаю их поручение. Здесь нет расхождения в намерениях, ибо люди уже перестали думать, будто они лучше выразят преданность двору, если будут спорить между собою. Для власти важнее пользоваться любовью, уважением, преданностью. Кто станет утверждать, что частные споры полезны для общего дела! Правильно сенат преследует тех, кто предпочел свое могущество славе императора. Но мы стараемся быть на страже вашего милосердия. Чему иному служит предпринимаемая нами защита установлений предков, отечественных законов и судеб, как не славе веков? А последняя возрастает тогда, когда вы понимаете, что не следует ничего предпринять против обычая предков.

3. Итак, мы просим о восстановлении того положения религии, которое долго было на пользу государству. Перечислим всех государей, принадлежавших как к той, так и к другой религии, державшихся как тех, так и других взглядов: некоторые из них, более ранние, почитали исконные обряды, более поздние, во всяком случае, их не упразднили. Если примером не может служить религиозность древних, пусть послужит им терпимость ближайших к нам. Найдется ли человек, столь близкий к варварам, чтоб не желать восстановления алтаря Победы! Мы осторожны на будущее и избегаем выставлять напоказ другие вещи, но пусть по крайней мере воздастся имени та часть, в которой отказывают самому божеству [807]. Ваше благополучие многим обязано Победе и будет обязано еще больше. Пусть отворачиваются от нее те, кому она никакой пользы не принесла — вы не отвергнете дружественную опору, помогавшую вашим триумфам. Это — сила, которой все домогаются; никто не откажет в почитании той, которую признает желанной [808].

4. Если мы не правы в желании избегнуть этого греха, то следовало по крайней мере не трогать украшения курии. Позвольте, умоляю вас, нам, старикам, оставить потомкам то, что мы переняли в детстве. Велика любовь к привычному: недаром политика божественного Констанция оказалась непрочной [809]. Вы должны избегать подражания таким действиям, которые, как вы убедились, пришлось отменить. Мы печемся о вечности вашей славы и имени, чтобы будущие поколения не нашли (в вашей политике чего-нибудь), нуждающегося в поправке.

5. Где мы будем клясться вашими законами и словами? [810]Какой религиозный трепет устрашит лживые сердца, чтоб не лжесвидетельствовали? Конечно, бог наполняет собою все, и для предателя нет места, где он мог бы оставаться в безопасности; однако для внушения страха пред преступлением весьма важно воздействие присутствующего божества. Этот жертвенник поддерживает общее единодушие, этот жертвенник закрепляет верность каждого в отдельности, и ничто не придает такого авторитета постановлениям, как то, что сенат выносит все решения как бы под присягой.

Что же, отныне лишившееся святости место будет открыто для клятвопреступлений? И это одобряют мои славные государи, которые сами пользуются защитой всеобщей присяги?

6. Но, скажут мне, божественный Констанций поступил так же. Давайте лучше подражать другим делам этого государя; он бы ничего такого не сделал, если бы другой до него совершил такую ошибку; ибо промах предыдущего исправляет следующего и из критики предшествующего примера рождается улучшение. Естественно, что тот предшественник вашей милости не сумел в новом деле уберечься от злобы; но разве для нас может быть то же оправдание, если мы подражаем тому, что, как мы знаем, не встретило одобрения?

7. Пусть ваша вечность возьмет в пример другие деяния этого государя и более достойным образом их использует: он ничего не урвал из привилегий святых дев, замещал жреческие должности знатными лицами, не прекратил отпуска средства на римские обряды и, следуя за ликующим сенатом по улицам города, спокойно взирал на храмы, читал написанные на фронтонах имена богов, расспрашивал об истории храмов, восхищался их строителями; и, хотя он сам стал последователем другой религии, он сохранил для империи и эту.

8. Ведь у каждого свой обычай, свои обряды. Божественная мысль дала различным городам различных богов-покровителей. Народы получают каждый своего данного роком гения, как новорожденные — душу. К тому же люди присваивают себе богов из соображений полезности: смысл всего скрыт от нас, но откуда мы правильнее всего познаем богов, как не по воспоминаниям и памятникам о счастливых событиях? И если протекшие века создали религии авторитет, то мы должны соблюсти верность стольким векам и следовать своим родителям, которые счастливо следовали своим.

9. Представим себе теперь, что здесь присутствует Рим и ведет с вами такую речь: лучшие из государей, отцы отечества, уважьте мой почтенный возраст, к которому меня привело благочестие! Дайте мне совершать обряды дедов, вы не раскаетесь! Дайте мне жить по моему обычаю, ведь я свободен! Этот культ покорил моим законам весь мир, эти жертвы отогнали Ганнибала [811]от моих стен, сенонов — от Капитолия. Неужели же я для того сохранился, чтоб на старости терпеть поношения?

10. Я посмотрю, каково то новое, что считают нужным установить; однако исправлять старость и поздно и обидно. Итак, мы просим мира для отечественных богов, для богов родных. То, что пользуется почитанием у всех, по справедливости должно рассматриваться как одно. Мы видим одни и те же светила, небо у нас общее, нас заключает в себе один и тот же мир: какая же разница, как кто ищет своим умом истину? Ведь до такой великой тайны нельзя добраться, идя только одним путем. Но это праздный спор; а мы теперь пришли просить, а не спорить.

11. Какую выгоду принесло вашей священной казне лишение дев-весталок их привилегий? [812]Неужели при самых щедрых императорах им будет отказано в том, что им предоставляли самые скупые? Ведь эта пенсия была только почетной, как вознаграждение за целомудрие: как повязки украшают их головы, точно так же отличием жреческого сана считается свобода от повинностей. Они просят об иммунитете как бы только по имени, потому что от потерь их гарантирует бедность. Кто у них отнимает хоть что-нибудь, тем самым только увеличивает их славу: ведь заслуга девственности, посвятившей себя благу общества, возрастает, когда она лишена награды.

12. Пусть ваша незапятнанная казна остается подальше от такого рода экономии. Пусть казна добрых государей богатеет не за счет потерь жрецов, а за счет неприятельской добычи! Неужели же эта ничтожная прибыль может утолить жадность? Да и жадность не в вашем характере. Тем более жалко, что у них отнимают старые субсидии: ведь при императорах, воздерживающихся от чужого, поскольку они преодолевают свою жадность, лишение, которое не трогает, если оно продиктовано алчностью, сводится только к обиде лишаемого.

13. Казна также конфискует земли, завещаемые умирающими девам и священнослужителям. Молю вас, жрецы справедливости, вернуть святыням вашего города право частного наследования. Пусть спокойно диктуют свои завещания и знают, что при свободных от жадности императорах все, что они напишут, будет незыблемо. Пусть это блаженство рода человеческого доставит вам радость. А ведь пример этого казуса начал тревожить умирающих. Что же, неужели римское право не простирается на римскую религию? Как назвать это лишение прав, которых не аннулировал ни один закон, ни одно судебное решение?

14. Вольноотпущенники получают имущество по завещанию; законные выгоды, получаемые по завещанию рабами, не ставятся под сомнение, и только знатные девы и служители вечной религии будут изъяты из-под защиты права наследования? Какой смысл посвятить целомудренное тело государству, подкреплять небесной защитой прочность империи, прилагать к вашим орлам [813]дружественную помощь добродетели, принимать на себя девственные обеты за всех и при всем том не пользоваться одинаковыми правами со всеми? Так ли уже хороши навязываемые людям рабские обязанности? Мы оскорбляем этим государство, по отношению к которому никогда не выгодно быть неблагодарным.

15. Да не думает никто, что я защищаю только дело религии: от такого рода поступков возникли все неприятности римского народа. Старинный закон почтил дев-весталок и служителей богов умеренным пропитанием и справедливыми привилегиями; это ассигнование оставалось в силе вплоть до тех низких менял, которые обратили святое пропитание девственности на уплату жалованья презренным носильщикам. За этим поступком последовал общий голод, жалкий урожай обманул надежды всех провинций [814].

16. Здесь не было вины в плохом качестве земли, мы не можем винить ветры, и не мучная роса повредила посевам, не сорняки заглушили колосья: год оказался тощим из-за святотатства. Все, в чем отказывали святыне, должно было погибнуть. Конечно, если бывают такого рода бедствия, мы склонны приписывать их чередованию времен; но этот голод был вызван серьезной причиной. Поддерживают жизнь лесным кустарником [815], нужда снова погнала крестьянскую массу к деревьям Додоны [816].

17. Терпели ли провинции что-либо подобное тогда, когда служители религии получали почетное пропитание за общественный счет? Случалось ли, чтоб отряхивали дубы, чтобы выдергивали корни трав, чтобы прекратилось плодородие, взаимно покрывавшее недостающее в отдельных районах, в те времена, когда народ и святые девы питались из общего продовольственного фонда? Прокормление предстателей способствовало урожаю с земли и было скорее целебным средством, чем даром. Или можно еще сомневаться, что раньше давалось от обилия то, что теперь оспаривается из нужды?

18. Кто-нибудь скажет, что отказано в государственных тратах на содержание чужой религии. Но пусть у добрых государей не будет такой мысли, будто то, что некогда выделялось кой-кому из общего достояния, считается собственностью казны. Ведь государство состоит из отдельных лиц, и то, что ушло из его власти, становится опять собственностью отдельных лиц. Вы управляете всем, но вы сохраняете за каждым его имущество и руководитесь больше законностью, чем произволом. Ваше мягкосердечие вам подскажет, можно ли продолжать считать общественным достоянием то, что вы передали другим. Выгоды, раз предоставленные чести города, перестают принадлежать тому, кто их дал; то, что вначале было пожертвованием, под влиянием обычая и времени становится обязательным.

19. Поэтому пустые страхи пытается внушить вам тот, кто утверждает, что если вы не подчинитесь ненависти отнимающих, то вы становитесь соучастниками дающих. Пусть таинственная помощь всех вероисповеданий содействует вашему милосердию, особенно та религия, которая некогда помогла вашим предкам. Пусть она вас защищает, а почитать ее будем мы. Мы просим оставить в силе то положение религии, которое сохранило империю божественному родителю вашей святости [817], которое поставило после счастливого государя его законных наследников.

29. Этот старший небожитель из своей небесной обители видит слезы жрецов и считает, что вина в нарушении обычая, который он охотно соблюдал, падает на него. Предложите также вашему божественному брату [818]исправить то, что он сделал по чужому совету; загладьте его поступок, отрицательное отношение к которому сената он не знал: ведь известно, что делегация не была допущена к нему именно для того, чтоб до него не дошло мнение общества. Согласуется с традицией прошлых времен, чтобы вы не сомневались отменить то, что, как можно доказать, не исходило от государя.

 

Выступления Либания и Симмаха можно считать последним выражением открытой борьбы против христианства и переходом к новому типу литературы, хоть и антихристианской по тенденции, но уже не выступающей прямо против христианства.

Новые софисты и неоплатоники, отстаивая безнадежное дело, продолжали противопоставлять христианской идеологии — неоплатоновскую философию, христианскому культу — теургию и мантику, христианским деятелям — прославленных героев «язычества». Но прямой критики христианства греческая литература V—VI вв. уже не дает.

Типичный представитель последнего периода софистики — Евнапий из Сард (приблизительно 345—420 гг.). Его дошедшая до нас книга «Жизнь софистов» и известные лишь в фрагментах и по отзывам Фотия (IX в.) «Исторические записки» прославляют на все лады «языческих» философов и политических деятелей и выставляют христианских императоров в их истинном свете, как кровавых деспотов. Особенно восторженные похвалы расточает Евнапий Юлиану, составляющему центральную фигуру «Исторических записок». Он приравнивает его к богам; вся предыдущая и последующая история империи для Евнапия лишь рамка, в которой сияет лицо божественного императора. Зато личность и царствование христианских императоров Константина, Феодосия и других изображены в самых мрачных тонах.

Только один раз Евнапий позволил себе прямой выпад против христианства. В 389 г. в Александрии разрушено христианами последнее убежище язычества — великолепный Серапеум, храм Сераписа. Описав разгром Серапеума, произведенный по указаниям «нечестивца» Феофила (патриарха александрийского), Евнапий продолжает: «Тогда они привели в это священное место так называемых монахов, которые имеют хотя человеческий образ, но живут, как свиньи, одобряют и сами совершают тысячи самых дурных и гнусных вещей. Они считают благочестивым делом оскорблять божественное; а в то время всякий, кто носил черное одеяние и в обществе выражал пренебрежение к своей внешности, обладал неограниченной властью. Вот до какой «добродетели» дошло человечество. И вот этих-то монахов поместили в Канопусе, тех самых, которые склоняют род человеческий, вместо культа видимых богов, к почитанию рабов, и притом дурных. Они собирают кости и черепа людей, уличенных в преступлениях и казненных по приговору суда, выдают их за богов и повергаются ниц перед ними… Они называют их мучениками, помощниками и посредниками в их молитвах богам, хотя они только негодные рабы, награжденные плетьми…» [819]

По следам Евнапия и в значительной степени на основании его материала написал свою «Историю» Зосим из Газы. Его история (в 4 книгах, сохранившихся частично) охватывает период от Августа до взятия Рима Аларихом в 410 г. Основная идея «Истории» Зосима — в том, что Древний Рим обязан своим величием покровительству богов и, по мере того как древняя религия уступала место нечестивому христианству, империя падала все ниже. И Зосим отводит душу, изображая в самом неприглядном виде христианских императоров, особенно Константина I.

С первого взгляда можно подумать, что старые традиции вновь возродил философ-идеалист, комментатор Платона Прокл Ликийский (410—485 гг.): среди его произведений значится «Восемнадцать доказательств против христиан».

Но содержание этой книги не соответствует ее названию. Книга сама не сохранилась, но из почти целиком сохранившегося опровержения, написанного Иоанном Филопоном, мы знаем 15 из его 18 аргументов; они представляют собою скорее аргументацию в богословском споре внутри христианства, чем доводы против христианства вообще. Вот для примера один из аргументов (речь идет о доказательстве вечности мира):

«Так как творец является творцом чего-то, то он может быть творцом либо на основании деятельности своей, либо на основании заложенной в нем способности творить, хотя он и не творит. Если, таким образом, творец является вечно творящим на основании своей действительной деятельности, то и творение творится вечно. Ибо если причина, говорит Аристотель, действует, то и причиняемое должно быть в такой же мере действительным — например строящее и построенное, исцеляющее и исцеленное. А Платон в «Филебе» говорит, что творящее творит нечто становящееся; но то, что не делает ничего ставшего, не может также сделать ничего становящегося. Если же сотворенное не существует в действительности, то и творящее, значит, не находится в действии; а если оно не находится в действии, то оно только в потенции является творящим, ибо оно существует еще до творения. Но все, что является чем-либо лишь на основании потенции, говорит тот же (Аристотель), становится действительным через какую-нибудь вещь, которая в действительности есть то, что она есть; теплое только в потенции становится теплым благодаря действительно теплой вещи; то же относится к холодному, белому и черному. Но возможно ли, чтоб тот, кто является творцом только в потенции, существовал раньше того, кто является творцом в действительности и превращает того, кто творец только в потенции, в действительного творца? Нет» и т. д.

Совершенно очевидно, что эта сумбурная схоластика, остающаяся в пределах формальной, даже чисто словесной логики [820], отнюдь не задевает сути христианства и христианской церкви.

Примерно в таком же роде была и полемика другого философа и комментатора ряда Аристотелевых трудов — Симплиция (VI в.). Он страстно полемизирует с Иоанном Филопоном, написавшим опровержение «18 доказательств» Прокла. Симплиций не щадит своего противника, награждая его всевозможными бранными эпитетами. Закрытие афинской Академии указом Юстиниана в 529 г., конечно, вызвало бессильный гнев «эллинов», той небольшой группы языческих философов, которая поддерживала древние традиции. Вполне понятно поэтому раздражение Симплиция; по существу же его спор с христианами о вечности мира — спор богословский, а авторитет Аристотеля, как известно, прочно утвердился и в католическом богословии. Действительная борьба против христианского мировоззрения возобновилась позднее, не на заре феодализма, а на закате его, в трудах французских материалистов XVIII в. и их ближайших предшественников.

 

Иосиф Флавий [821]

 

Иосиф Флавий (ок. 37 — ок. 100 гг.) — иудейский историк. Происходил из жреческого рода. Участвовал в антиримском восстании в Иудее 68—73 гг. Сдался римлянам. Отпущенный на свободу императором Титом, принял родовое имя последнего — Флавий. Получив римское гражданство и переехав в столицу империи, написал ряд исторических сочинений. В одном из них («Иудейские древности») содержится упоминание об Иисусе. Рассказ о нем, дошедший до нас в греческом тексте, явно носит следы христианской правки. Но в 1971 г. была опубликована рукопись средневекового христианского епископа Агапия — «Всемирная история», написанная по-арабски. В ней приведен другой вариант сообщения Флавия об Иисусе. Ученые полагают, что он отражает подлинный текст Флавия, сохранившийся благодаря ранним переводам его сочинений на сирийский язык. Второе упоминание об Иисусе содержится в XX книге «Иудейских древностей» в связи с рассказом о казни его брата Иакова. Это место знал христианский писатель Ориген. Иаков — «брат Господа» — упомянут в Посланиях Павла (Гал., 1:19; 2:9), он назван среди братьев Иисуса в евангелиях от Марка (6:3) и Матфея (13:55). Церковь считает его двоюродным братом Иисуса.

 


1 | 2 | 3 | 4 | 5 | 6 | 7 | 8 | 9 | 10 | 11 | 12 | 13 | 14 | 15 | 16 | 17 | 18 | 19 | 20 | 21 | 22 | 23 | 24 | 25 | 26 | 27 | 28 | 29 | 30 | 31 | 32 | 33 | 34 | 35 | 36 | 37 | 38 | 39 | 40 | 41 | 42 | 43 | 44 | 45 | 46 | 47 | 48 | 49 | 50 | 51 | 52 | 53 | 54 | 55 | 56 | 57 | 58 | 59 | 60 | 61 | 62 | 63 | 64 | 65 | 66 | 67 | 68 | 69 | 70 | 71 | 72 | 73 | 74 | 75 | 76 | 77 | 78 | 79 | 80 |

Поиск по сайту:



Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав. Студалл.Орг (0.005 сек.)