АвтоАвтоматизацияАрхитектураАстрономияАудитБиологияБухгалтерияВоенное делоГенетикаГеографияГеологияГосударствоДомДругоеЖурналистика и СМИИзобретательствоИностранные языкиИнформатикаИскусствоИсторияКомпьютерыКулинарияКультураЛексикологияЛитератураЛогикаМаркетингМатематикаМашиностроениеМедицинаМенеджментМеталлы и СваркаМеханикаМузыкаНаселениеОбразованиеОхрана безопасности жизниОхрана ТрудаПедагогикаПолитикаПравоПриборостроениеПрограммированиеПроизводствоПромышленностьПсихологияРадиоРегилияСвязьСоциологияСпортСтандартизацияСтроительствоТехнологииТорговляТуризмФизикаФизиологияФилософияФинансыХимияХозяйствоЦеннообразованиеЧерчениеЭкологияЭконометрикаЭкономикаЭлектроникаЮриспунденкция

Песнь двадцать пятая. Восхождение в круг седьмой – Круг седьмой – Сладострастники

Читайте также:
  1. Беседа вторая на Песнь Песней
  2. Глава двадцать восьмая
  3. Глава двадцать восьмая
  4. ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВОСЬМАЯ
  5. Глава двадцать восьмая
  6. Глава двадцать восьмая
  7. Глава двадцать вторая
  8. Глава двадцать вторая
  9. Глава двадцать вторая
  10. Глава двадцать вторая
  11. ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ
  12. Глава двадцать вторая

 

Восхождение в круг седьмой – Круг седьмой – Сладострастники

 

 

Час понуждал быстрей идти по всклону,

Затем что солнцем полуденный круг

Был сдан Тельцу, а ночью – Скорпиону;[911]

 

 

 

И словно тот, кто не глядит вокруг,

Но направляет к цели шаг упорный,

Когда ему помедлить недосуг,

 

 

 

Мы, друг за другом, шли тесниной горной,

Где ступеней стесненная гряда

Была как раз для одного просторной.

 

 

 

 

 

Как юный аист крылья иногда

Поднимет к взлету и опустит снова,

Не смея оторваться от гнезда,

 

 

 

Так и во мне, уже вспылать готова,

Тотчас же угасала речь моя,

И мой вопрос не претворялся в слово.

 

 

 

Отец мой, видя, как колеблюсь я,

Сказал мне на ходу: «Стреляй же смело,

Раз ты свой лук напряг до острия!»

 

 

 

Раскрыв уста уже не оробело:

«Как можно изнуряться, – я сказал, –

Там, где питать не требуется тело?»

 

 

 

«Припомни то, как Мелеагр сгорал,[912]

Когда подверглась головня сожженью,

И минет горечь, – он мне отвечал. –

 

 

 

И, рассудив, как всякому движенью

Движеньем вторят ваши зеркала,[913]

Ты жесткое принудишь к размягченью.

 

 

 

Но, чтобы мысль твоя покой нашла,

Вот Стаций здесь; и я к нему взываю,

Чтобы твоя болячка зажила».

 

 

 

«Прости, что вечный строй я излагаю

В твоем присутствии, – сказал поэт. –

Но отказать тебе я не дерзаю».

 

 

 

Потом он начал: «Если мой ответ

Ты примешь в разуменье, сын мой милый,

То сказанному «как» прольется свет.

 

 

 

Беспримесная кровь, которой жилы

Вобрать не могут в жаждущую пасть,

Как лишнее, чего доесть нет силы,

 

 

 

Приемлет в сердце творческую власть

Образовать собой все тело ваше,

Как в жилах кровь творит любую часть.

 

 

 

Очистясь вновь и в то сойдя, что краше

Не называть, впоследствии она

Сливается с чужой в природной чаше.

 

 

 

Здесь та и эта соединена,

Та – покоряясь, эта – созидая,

Затем что в высшем месте[914] рождена.

 

 

 

Смешавшись с той и к делу приступая,

Она ее сгущает, сгусток свой,

Раз созданный, помалу оживляя.

 

 

 

Зиждительная сила, став душой,

Лишь тем отличной от души растенья,

Что та дошла, а этой – путь большой,

 

 

 

Усваивает чувства и движенья,

Как гриб морской, и нужные дает

Зачатым свойствам средства выраженья.

 

 

 

Так ширится, мой сын, и так растет

То, что в родящем сердце пребывало,

Где естество всю плоть предсоздает.

 

 

 

Но уловить, как тварь младенцем стала,

Не так легко, и здесь ты видишь тьму;

Мудрейшего, чем ты, она сбивала,

 

 

 

И он учил, что, судя по всему,

Душа с возможным разумом не слита,

Затем что нет вместилища ему.[915]

 

 

 

Но если правде грудь твоя открыта,

Знай, что, едва зародыш завершен

И мозговая ткань вполне развита,

 

 

 

 

 

Прадвижитель, в веселии склонен,

Прекрасный труд природы созерцает,

И новый дух в него вдыхает он,

 

 

 

Который все, что там росло, вбирает;

И вот душа, слиянная в одно,

Живет, и чувствует, и постигает.

 

 

 

И если то, что я сказал, темно,

Взгляни, как в соке, что из лоз сочится,

Жар солнца превращается в вино.

 

 

 

Когда ж у Лахезис[916] весь лен ссучится,

Душа спешит из тела прочь, но в ней

И бренное, и вечное таится.

 

 

 

Безмолвствуют все свойства прежних дней;

Но память, разум, воля – те намного

В деянии становятся острей.

 

 

 

Она летит, не медля у порога,

Чудесно к одному из берегов;[917]

Ей только здесь ясна ее дорога.

 

 

 

Чуть дух очерчен местом, вновь готов

Поток творящей силы излучаться,

Как прежде он питал плотской покров.

 

 

 

Как воздух, если в нем пары клубятся

И чуждый луч их мгла в себе дробит,

Различно начинает расцвечаться,

 

 

 

Так ближний воздух принимает вид,

В какой его, воздействуя, приводит

Душа, которая внутри стоит.[918]

 

 

 

И как сиянье повсеместно ходит

За пламенем и неразрывно с ним,

Так новый облик вслед за духом бродит

 

 

 

И, так как тот через него стал зрим,

Зовется тенью; ею создаются

Орудья чувствам – зренью и другим.

 

 

 

У нас владеют речью и смеются,

Нам свойственны и плач, и вздох, и стон,

Как здесь они, ты слышал, раздаются.

 

 

 

И все, чей дух взволнован и смущен,

Сквозит в обличье тени; оттого-то

И был ты нашим видом удивлен».[919]

 

 

 

Последнего достигнув поворота,

Мы обратились к правой стороне,

И нас другая заняла забота.

 

 

 

Здесь горный склон – в бушующем огне,

А из обрыва ветер бьет, взлетая,

И пригибает пламя вновь к стене;

 

 

 

Нам приходилось двигаться вдоль края,

По одному; так шел я, здесь – огня,

А там – паденья робко избегая.

 

 

 

«Тут надо, – вождь остерегал меня, –

Глаза держать в поводьях неустанно,

Себя все время от беды храня».

 

 

 

«Summae Deus clementiae»,[920] – нежданно

Из пламени напев донесся к нам;

Мне было все же и взглянуть желанно,

 

 

 

И я увидел духов, шедших там;

И то их путь, то вновь каймы полоска

Мой взор распределяли пополам.

 

 

 

Чуть гимн умолк, как «Virum non cognosco!»[921]

Раздался крик. И снова песнь текла,

Подобием глухого отголоска.

 

 

 

 

 

И снова крик: «Диана не могла

В своем лесу терпеть позор Гелики,[922]

Вкусившей яд Венеры». И была

 

 

 

Вновь песнь; и вновь превозносили клики

Жен и мужей, чей брак для многих впредь

Явил пример, безгрешностью великий.

 

 

 

Так, вероятно, восклицать и петь

Им в том огне все время полагалось;

Таков бальзам их, такова их снедь,

 

 

 

Чтоб язва наконец зарубцевалась.

 

 

 

 


1 | 2 | 3 | 4 | 5 | 6 | 7 | 8 | 9 | 10 | 11 | 12 | 13 | 14 | 15 | 16 | 17 | 18 | 19 | 20 | 21 | 22 | 23 | 24 | 25 | 26 | 27 | 28 | 29 | 30 | 31 | 32 | 33 | 34 | 35 | 36 | 37 | 38 | 39 | 40 | 41 | 42 | 43 | 44 | 45 | 46 | 47 | 48 | 49 | 50 | 51 | 52 | 53 | 54 | 55 | 56 | 57 | 58 | 59 | 60 | 61 | 62 | 63 | 64 | 65 | 66 | 67 | 68 | 69 | 70 | 71 |

Поиск по сайту:



Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав. Студалл.Орг (0.014 сек.)