ФИЛОСОФСКАЯ АНТРОПОЛОГИЯ И ТЕЛЕФОННАЯ ПОМОЩЬ: М.БУБЕР И М.М.БАХТИН ПРОТИВ Б.ПАСКАЛЯ И Г.-Г.ГАДАМЕРА1

«Всякая настоящая жизнь есть встреча. Человеческая жизнь и человечество начинает существовать в этой встрече, ибо рост внутренней сущности не происходит в отношении человека к самому себе, а в отношении между одним человеком и другим, между людьми».

Мартин Бубер

«Я осознаю себя и становлюсь самим собой, только раскрывая себя для другого, через другого и с

помощью другого... Быть — значит быть для другого и через него для себя. У человека нет внутренней суверенной территории, он весь и всегда на границе, смотря на себя, он смотрит в глаза другого или глазами другого».

Михаил Бахтин

«До чего же мы нелепы с нашим желанием найти опору в себе подобных! Такие же ничтожные, как мы, они нам не помогут: в смертный свой час человек одинок. Значит, и жить ему надобно так, словно он один на свете».

Блез Паскаль

«Вот что немыслимо в телефонном диалоге — немыслимо осторожно вслушиваться в готовность другого вступить в диалог, углубиться в него; а вот чем обделен говорящий по телефону человек: он лишен опыта, позволявшего шаг за шагом погружаться в диалог, ввязываться в него настолько, чтобы в итоге между собеседниками возникала такая общность, какую уже не разорвать. Любой телефонный звонок отмечен жестокостью вмешательства в чужую жизнь; даже если твой собеседник заверяет тебя, что рад звонку».

Ганс-Георг Гадамер

«Цитата — как цикада. Неумолкаемость ей свойственна»

О.Мандельштам.

Со- и противопоставления такого рода используются очень ча­сто, но требуют чрезвычайной осторожности.

Но прежде она — часть организма воплощенной в тексте мысли и, отделенная от организма, может звучать совсем иначе. Так, про­исходит, например, с цитатой из Г.-Г.Гадамера, имеющей в виду отнюдь не процесс телефонного консультирования, но телефон­ные разговоры в поле обыденности — «отмеченные жестокостью вмешательства в чужую жизнь». Но в той же работе {Гадамер Г.-Г. Неспособность к разговору // Актуальность прекрасного. М.: Ис­кусство, 1991. С. 82—92) он пишет: «Что же такое разговор? <...> Разговором для нас было нечто такое, что потом оставило в нас какой-то след. Разговор не потому стал разговором, что мы уз­нали что-то новое, — нет, с нами приключилось нечто такое, с чем мы не встречались еще в собственном опыте жизни. <...> Разговор, если он удался, оставляет что-то нам, он оставляет что-то в нас, и это "что-то" изменяет нас». И далее: «Особен­ность психоаналитической беседы состоит в том, что здесь не­способность к разговору, составляющая суть... излечивается ни­чем иным, как разговором <...> беседа все же является совмест­ным трудом раскрытия, а не простым применением знания со стороны врача». И тут Г.-Г.Гадамер — прямой союзник М.Бубера и М.М.Бахтина. Но, занимая читателя еще и цитированием Б.Паскаля, замечу лишь, что одиночество — отнюдь не только повод для сочувствия и психотерапии, но и, данное в пережи­вании своей уникальности и своей ответственности, необходи­мое условие и спутник личностного роста. (Здесь и далее, кроме специально оговоренных случаев, подстрочные примечания принадле­жат научному редактору издания.)

философская антропология и телефонная помощь

Несомненно, что телефонная помощь призвана слу­жить Любви и Добру, но это также требует оправдания. По своей природе телефонное консультирование пред­ставляет собой направление в развитии знаний о челове­ческих отношениях, возникшее на границах прикладной психологии, психотерапии и социальной работы. Суще­ственный вклад в это направление вносят социология, культурология, юриспруденция и профилактическая пси­хиатрия. Но, очевидно, самым главным вкладом в него является уникальный опыт личности как Человека.

Использование в психологическом консультировании телефона не только вводит ограничения и определяет специфику этой помощи, но и открывает новые, порой неожиданно благотворные перспективы. Формой работы в телефонном консультировании является диалог — ос­новная форма человеческого общения. Многие люди достигали в нем большого искусства. Но лишь единицы — Иисус и Конфуций, Будда и Сократ — видели в диалоге нечто большее, чем форму общения, осознавали скры­тую от глаз других сущность человеческого бытия. Ученик Сократа Платон сделал философский диалог совершен­ной формой общения.

Для известных мыслителей XX века — Мартина Бубе-ра и Михаила Бахтина — диалог был смыслом и сущно­стью бытия. Их философская антропология может служить достойным обоснованием науки о телефонном консуль­тировании.

Мартин Бубер полагал, что человек уникален из-за его способности вести диалог с другим. Определяющий факт человеческого существования состоит в истинном диало­ге между Человеком и Человеком, основанном на при­знании другого Я во всей его отличности и готовности Я выслушать и ответить ему. «Всякая настоящая жизнь есть встреча, — писал Бубер. — Во встрече содержится реаль­ность жизни человеческого существа. Человеческая жизнь и человечество начинают существовать в этой встрече, ибо рост внутренней сущности не происходит в отношении человека к самому себе, а в отношении между одним че­ловеком и другим, между людьми» (Бубер, 1966. С. 71). Истинное Я проявляется в диалоге, в отношении, во встрече, именно здесь возникают уникальные качества человека.

Бубер утверждал, что есть два способа человеческого существования — отношения «Я—ТЫ» и «Я—ОНО». В ходе последних другой человек является объектом для Я, для его наблюдений, анализа, использования или эксплуата­ции. Нельзя прожить без отношений «Я—ОНО». Участвуя в них, мы воспринимаем других людей и вступаем с ними в частичные отношения, находясь на эгоцентричес­кой точке зрения. Нам свойственно задавать вопросы, оценивать ситуацию, классифицировать или категоризо-вать проблемы, в том числе, чтобы помочь другому че­ловеку. В этом случае, вступая в отношениях «Я—ОНО», мы обращаемся лишь к нужной нам части другого. Даже любовь может быть отношениями «Я—ОНО», если для любящего любимый не существует вне интимных отно­шений. Множество наших встреч проходит на уровне «Я—ОНО», и этого бывает достаточно для разрешения конкретных жизненных ситуаций. Но в каждой такой встрече содержится ожидание и надежда на отношения «Я—ТЫ», которыми преодолеваются изоляция и оди­ночество.

Отношения «Я—ТЫ» являются прямыми, взаимными и происходят «здесь-и-теперь». Они выражаются только всем существом Я. В этом диалоге ТЫ воспринимается со всей его уникальностью, ради него самого, а не в смыс­ле частичных отношений с другими вещами или в виде обобщения. Диалог «Я—ТЫ» возникает спонтанно, не­ожиданно, и его не удержать силой. Ожидание и надежда помогают человеку подготовиться к моменту его появле­ния. Оба типа отношений {«Я—ТЫ» и «Я—ОНО») необ­ходимы для жизни, но только первые реализуют нашу сущность и без них человек живет в пустоте, отчужден­ности и одиночестве.

Диалог «Я—ТЫ» происходит, по Буберу, в особой межчеловеческой сфере, то есть не в том или ином из его участников, и не в них как едином целом, а между ними, в особой реальности, которая отличается от интрапсихи-ческой сферы каждого партнера и области межличност­ных отношений. Именно в межчеловеческой сфере происходит встреча между людьми, полностью при­сутствующими друг для друга, готовыми к открытости, выслушиванию и ответу при обоюдном уважении авто­номности. Интрапсихическая сфера состоит из психичес­ких явлений, происходящих внутри человека и извест­ных лишь ему одному. В межличностной области устанавливаются отношения «Я—ОНО», для которых ха­рактерно восприятие другого человека как объекта для анализа, наблюдения или использования. Лишь при ус­ловии, что говорящий и слушающий полностью откры­ты друг другу, они полноценно участвуют в происходя­щем, даже если это длится всего минуту. Именно в это мгновение они ощущают взаимную связь и оказываются в межчеловеческой сфере. Диалог «Я—ТЫ» требует от участников забыть о том, какое впечатление произведут их слова на других, и стать непосредственными, откры­тыми и искренними. Когда они свободны от забот о воз­можных последствиях общения, они получают уникаль­ную возможность обоюдного полного человеческого при­сутствия.

Для Михаила Михайловича Бахтина центр Вселенной— это личность человека. По своей природе она уникальна, и ее цель состоит в том, чтобы осуществить свое пред­назначение в мире. Это означает, что личность должна не плыть по течению и не раствориться в бытии, но вовре­мя осознать свою уникальность как непреходящую цен­ность. В этом проявляется самореализация человека.

Личность прежде всего должна быть, и ее бытие — это ее поступок. Сущность поступка состоит в ответственно­сти, любое действие должно быть пропущено через нрав­ственное сознание человека. Ответственность предполага­ет напряженную осознанность и удержание всей полно­ты содержания жизни. Она состоит, по Бахтину, в первую очередь в осознании чужого слова во мне как слова чу­жого... Таким образом, совершая этот ответственный по­ступок, человек осуществляет свое предназначение и осознает свою и чужую уникальность.

Если бытие — это поступок, то он предполагает лич­ность, ориентированную на другого человека, человека, с которым он взаимодействует. Таким образом, мир со­стоит из множества диалогических пар, и каждая связана с другими цепью диалогических контактов (для М.М.Бах­тина: «Быть — значит общаться диалогически» — 1963. С. 338).

Диалог является, по Бахтину, ответственным поступ­ком, «событием бытия», и его структура может быть опи­сана с помощью трех категорий: 1) я-для-себя, 2) дру-гой-для-меня, 3) я-для-другого. Он предполагает не только существование одного Я, но и присутствие столь же ценного «Я—Другого», с которым происходит диалог. «Я осоз­наю себя и становлюсь самим собой, только раскрывая себя для другого, через другого и с помощью другого... Быть — значит быть для другого и через него — для себя. У человека нет внутренней суверенной территории, он весь и всегда на границе, смотря на себя, он смотрит в глаза другого или глазами другого» {Бахтин, 1963. С. 251).

Диалог имеет две стороны: (1) онтологическую — яв­ляется категорией бытия, его событием, некой бесконеч­ной сущностью: «...ничего окончательного в мире еще не произошло, последнее слово мира и о мире еще не ска­зано, мир открыт и свободен, еще все впереди и всегда будет впереди» {Бахтин, 1963. С. 259) и (2) гносеологи­ческую: диалог — это событие, в ходе которого осуще­ствляется познание. Слово является результатом познания человеком мировой тайны, и потому в гносеологии диа­лог имеет свою цель и предел.

Диалог является постепенно углубляющимся «событи­ем бытия», в философском смысле принципиально не-завершимым и бесконечным. Он протекает на нескольких уровнях: телесном, душевном и доходит до духовного. В духовный уровень диалога вовлечено вечное начало в че­ловеке. В мире ответственных поступков Я и равноцен­ный ему Другой ведут экзистенциальный диалог, но каж­дый из них, в свою очередь, общается с Автором (по Бахтину), творцом, соединяющим людей между собой на уровне духовности.

Что означает для человека вступление в диалог?

Осознавая мир, в котором живет, человек вносит в него осмысленность, которую выражает словами. Диалог как ответственный поступок в этом контексте придает смысл жизни. В его отсутствие человек начинает страдать телесно, душевно или духовно: мир становится страшным от одиночества, бессмысленным и абсурдным. Человек попадает в ситуацию Иова, архетип ее возникает вновь и вновь, в каждой человеческой жизни.

Смысл библейской «Книги Иова» состоит не в самих страданиях, выпавших на долю человека (зачем Бог допустил их в судьбе праведника?), не в их безмерной тя­жести (Иов потерял имущество, детей, наконец, пора­женный проказой, был вынужден усесться в пыли и рас­чесывать язвы кусочком черепицы — вот все, что ему осталось в жизни), не в бунте, сопротивлении Богу, не в скрытых угрозах самоубийства, которыми Иов грозит Всевышнему, а в том, что он, не в силах постичь смысл происходящего, стремится «достучаться» до Бога. Иов оказывается в страшном, бессмысленном мире абсурда. Лишь когда Бог вступает в диалог с ним, Иов обретает смысл, перестает чувствовать свою богооставленность (в отсутствие диалога) и получает подтверждение правомер­ности своих вопрошаний. Часто страдания обусловлены не только потерей смысла, но и ностальгией: человек не может нечто забыть и не в состоянии освободиться от груза того, что необходимо преодолеть. В такой ситуации человек полностью живет прошлым. Диалог расширяет туннельное сознание, позволяет увидеть и понять мир как нечто осмысленное в своей целостности. Вступить в диа­лог — означает начать экзистенциально жить в настоящем. Полное вовлечение в диалог помогает преодолеть про­шлое, освободиться от его груза.

С момента рождения человек оказывается в простран­стве чужих слов, называющих предметы. Они достаются ему в наследство от предшествующих поколений. Как писал знаменитый немецкий лингвист Вильгельм Гум­больдт: «Язык насыщен переживаниями прежних поко­лений и хранит их живое дыхание» (1984. С. 82). В этом пространстве развивается индивидуальное сознание, цель которого — найти и сказать свое собственное слово. Един­ственным шансом сказать его, обрести собственный го­лос является приобщение к чужому слову («признание чужого слова», по Бахтину).

Как же может в вавилонском смешении чужих язы­ков возникнуть свое слово? Оно рождается, когда лич­ность совершает ответственный поступок, вступая в ди­алог с Другим. Так происходит встреча ее бытия и бы­тия Другого. Вступить в диалог — значит, сказав свое слово, вступить в отношение ко всему, что уже было сказано, стать причастным к миру, описанному чужи­ми словами, но изменившемуся благодаря возникно­вению нового диалога. Мир не был сотворен однажды, он рождается каждый раз, когда в нем возникает но­вая диалогическая пара.

Вступить в диалог — это означает также необходи­мость выбрать язык. Жизнь требует от человека собран­ности, сконцентрированности, не позволяет расслабить­ся, постоянно ставит перед выбором. В романе Франца Кафки «Процесс» священник рассказывает главному ге­рою Йозефу К. притчу о поселянине, пришедшем к вра­там закона, перед которыми стоит стражник. Поселянин просит пропустить его, но стражник говорит: «Это бес­смысленно, там еще ворота, там другие стражники, го­раздо сильнее меня, которые могут тебя не пропустить». Поселянин пытается подкупить стражника, но тот от­казывается и берет лишь с оговоркой: «Я беру просто для тебя же, чтобы ты не думал, что ты что-то не сде­лал, что ты не сделал чего-то из того, что ты желаешь нужным сделать». Подкуп, однако, не меняет решения стражника. Он не говорит: «Проходи», но и не препят­ствует поселянину силой. Притча заканчивается тем, что поселянин умирает, так и не войдя, а перед тем как испустить дух, слышит слова стражника: «Я сейчас уйду, потому что я тут стоял в воротах, которые были пред­назначены для тебя. Это были ворота только для тебя, больше они никому не нужны». Поселянин не восполь­зовался тем единственным шансом, данным ему, не всту­пил в диалог, не вспомнил евангельское «Стучите и от­ворят вам».

Таким образом, в человеке должна быть интенция вступить в диалог, интуитивное предчувствие его необ­ходимости, стремление найти и сказать свое и услышать в потоке слов лишь ему адресованное Слово. Он только тогда становится человеком, когда совершает выбор, пе­реставая плыть по течению, осознавая и осмысливая Сло­во. Но: «Если он забудет принять в расчет обычный ход жизни, то наступит наконец минута, когда более и речи быть не может о выборе, не потому, что последний сде­лан, а потому, что пропущен момент для него, иначе говоря — за человека выбрала сама жизнь, и он потерял себя самого, свое Я» (Кьеркегор, 1994. С. 235).

Совершая выбор, вступив в диалог, человек говорит словами, несущими отпечаток его индивидуальности. Слов не значащих, безразличных к смыслу не бывает. «Кто говорит и при каких обстоятельствах говорит — вот что определяет действительный смысл слова» (Бахтин, 1979. С. 212).

Вступить в диалог — это значит не только, осознав чужое слово, отделить его от своего, но и отказаться от собственных авторитетных слов. Самореализация личнос­ти состоит из осознания чужого слова, преодоления ав­торитарного и затем авторитетного слова и высказывания своего собственного. Только так человек получает шанс обрести свободу. Тогда он не потеряется в этом огово­ренном чужими словами мире — за потоком штампов проглянет неповторимая индивидуальность и в ситуации разноречия и тиражирования стереотипов найдется мес­то для уникальной личности и ее ответственного поступка. «Для слова (а следовательно для человека) нет ничего страшнее безответности» (Бахтин, 1986. С. 498). Нужно только стремиться быть услышанным, не теряя надежды.

Человеку нельзя отказать в диалоге. Это может иметь фатальные последствия. Герман Гессе вспоминает притчу: «Человек шел вдоль обрыва и увидел девушку. Она обер­нулась, и лицо ее было пусто и гладко как камень. "Де­мон!"' — ужаснулся человек и бросился бежать. И бежал до тех пор, пока не увидел костра в степи. Подбежав к людям, он рассказал, что демон обратил к нему свое го­лое лицо. "Уж не так ли?" — спросил один из пастухов и провел ладонью перед лицом, и глянул на человека мертвым камнем. И человек умер». Он не погиб от ужаса, но умер от отчаяния, встретив зло там, где искал помощь. Можно сказать, что основная цель диалога при телефон­ном консультировании — восстановление надежды. А это означает:

• убедить человека в необходимости диалога как от­ветственного поступка, ибо альтернативой является стра­дание: звонящий страдает и хочет избавиться от мучений, но не осознает, что, вступив в диалог, он по крайней мере, уменьшит их;

• ориентировать человека на общение с другим чело­веком — в противном случае возникает одиночество;

• развернуть человека от прошлого к настоящему и будущему: иначе альтернативой станет ностальгия или регрессия;

• побудить человека идти своим уникальным путем к жизненной цели — иначе его ожидают абсурд, беспо­мощность, безнадежность от отсутствия смысла;

• убедить человека сделать свой выбор в пользу жиз­ни — иначе альтернативой станет деструкция.

Рекомендуемая литература

Бахтин М.М. Проблемы творчества Достоевского. М.: Худо­жественная литература, 1963.

Бахтин М.М. Эстетика словесного творчества. М.: Художест­венная литература, 1979.

Бубер М. Избранные произведения / Пер. с нем. Иеруса­лим: Библиотека Алия, 1989.

Бубер М. Два образа веры / Пер. с нем. М.: Республика, 1995.

Гоготишвили Л.А. Варианты и инварианты М.М.Бахтина // Вопросы философии. 1992. № 1. С. 115—134.

Диалог Карла Роджерса и Мартина Бубера // Моск. психо-терапевтич. журн. 1994. № 4. С. 67—96.

Мусхелишвили Н.Л., Шрейдер Ю.А. Иов-ситуация Йозефа К. // Вопросы философии. 1993. № 7. С. 172—176.

Шестов Л. На весах Иова (Странствования по душам) // Сочинения: В 2 т. М.: Правда, 1993. Т. 2.

Buber М. Distance and Relation // The Knowledge of Man / M.Friedman (Ed.). New York: Harper Torchbook, 1966.

Поиск по сайту: