АвтоАвтоматизацияАрхитектураАстрономияАудитБиологияБухгалтерияВоенное делоГенетикаГеографияГеологияГосударствоДомДругоеЖурналистика и СМИИзобретательствоИностранные языкиИнформатикаИскусствоИсторияКомпьютерыКулинарияКультураЛексикологияЛитератураЛогикаМаркетингМатематикаМашиностроениеМедицинаМенеджментМеталлы и СваркаМеханикаМузыкаНаселениеОбразованиеОхрана безопасности жизниОхрана ТрудаПедагогикаПолитикаПравоПриборостроениеПрограммированиеПроизводствоПромышленностьПсихологияРадиоРегилияСвязьСоциологияСпортСтандартизацияСтроительствоТехнологииТорговляТуризмФизикаФизиологияФилософияФинансыХимияХозяйствоЦеннообразованиеЧерчениеЭкологияЭконометрикаЭкономикаЭлектроникаЮриспунденкция

Аннотация 16 страница. Валландер вдруг подумал об отце

Читайте также:
  1. DER JAMMERWOCH 1 страница
  2. DER JAMMERWOCH 10 страница
  3. DER JAMMERWOCH 2 страница
  4. DER JAMMERWOCH 3 страница
  5. DER JAMMERWOCH 4 страница
  6. DER JAMMERWOCH 5 страница
  7. DER JAMMERWOCH 6 страница
  8. DER JAMMERWOCH 7 страница
  9. DER JAMMERWOCH 8 страница
  10. DER JAMMERWOCH 9 страница
  11. II. Semasiology 1 страница
  12. II. Semasiology 2 страница

Валландер вдруг подумал об отце. Ему совсем не казалось, что после смерти образ отца стал иным, чем при жизни.

– И вы совершенно не представляете себе, о чем он, собственно, думал?

– Нет.

Валландеру почудилось в ответе легкое колебание. Любопытно, что она скажет дальше.

– Мне запомнился лишь один слегка из ряда вон выходящий случай. При том что мы как-никак знали друг друга не один год.

– Расскажите.

– Это было два года назад. В октябре или в начале ноября. Однажды вечером он пришел очень возбужденный. Даже не мог скрыть волнения. Мы тогда делали очень срочную работу. По-моему, что-то для Крестьянского союза. Я, конечно, спросила, что случилось. Он ответил, что у него на глазах кучка подростков прицепилась к какому-то пожилому мужчине, явно слегка подвыпившему. Тот стал было защищаться, и они избили его. Свалили с ног и пинали ногами.

– И это всё?

– Вам недостаточно?

Валландер задумался. Тиннес Фальк разволновался, оттого что стал свидетелем насилия. Только вот непонятно, как это истолковать. И можно ли связать с расследованием.

– Он не вмешался?

– Нет. Только был взволнован.

– А что он сказал?

– Что это хаос. Что весь мир охвачен хаосом. Что фактически уже нет смысла.

– В чем нет смысла?

– Не знаю. Мне показалось, он имел в виду человека как такового. Коль скоро звериное начало взяло верх. Когда я попробовала спросить, он резко оборвал разговор. И больше мы к этой теме не возвращались.

– Как вы трактуете его волнение?

– По-моему, оно вполне естественно. Вы бы, наверно, реагировали так же?

Может быть, подумал Валландер. Хотя вряд ли я сделал бы вывод, что мир охвачен хаосом.

– Вы, понятно, не знаете, что это были за подростки? И кто был подвыпивший?

– Господи, да откуда мне это знать?!

– Я полицейский. Мое дело – задавать вопросы.

– Увы, больше ничем помочь не могу.

Валландеру не хотелось заканчивать разговор. Но тянуть время бессмысленно – она мигом выведет его на чистую воду.

– Спасибо, что позвонили, – сказал он. – Если вдруг вспомните что-то еще, дайте знать. А я позвоню вам завтра.

– Я сейчас разрабатываю программу для сети ресторанов и весь день сижу в офисе.

– Что теперь будет с вашими заказами?

– Пока не знаю. Надеюсь, у меня достаточно хорошая репутация, чтобы выжить без Тиннеса. В противном случае займусь чем-нибудь другим.

– Чем же?

Сив Эрикссон рассмеялась:

– Эта информация необходима для расследования?

– Мне просто любопытно.

– Может, уеду куда-нибудь.

Все уезжают, подумал Валландер. В конце концов останусь один я да куча хулиганов.

– У меня тоже была такая мысль, – сказал он. – Но я застрял тут, как все.

– Я не застряла, – спокойно отозвалась она. – Человек сам решает.

Закончив разговор, Валландер некоторое время обдумывал ее слова. Человек сам решает. Конечно, она права. Точно так же, как Пер Окесон и Стен Виден.

Он вдруг почувствовал удовлетворение оттого, что написал-таки в бюро знакомств. По крайней мере что-то предпринял, хотя и не рассчитывал на отклик.

Надев куртку, он отправился на Стура-Эстергатан, в видеопрокат. Но, как выяснилось, по воскресеньям они закрывают уже в девять. И он зашагал дальше, к Рыночной площади, время от времени задерживаясь у витрин.

Внезапно его охватила тревога. Невесть почему. Он поспешно оглянулся. Кроме нескольких подростков да ночного охранника, на улице никого не было. И снова ему вспомнились слова Анн-Бритт: надо соблюдать осторожность.

Померещилось, мелькнуло в голове. Какой дурак станет два раза подряд нападать на одного и того же полицейского?

У Рыночной площади он свернул на Хамнгатан и по Эстерледен пошел к дому. Воздух свежий, чистый. Очень даже приятно подвигаться, размять ноги.

В четверть двенадцатого комиссар был дома. В холодильнике нашлась банка пива, и он осушил ее, закусив бутербродами. Потом сел перед телевизором и стал смотреть дебаты о шведской экономике, из которых вынес впечатление, что все одновременно и хорошо и плохо. Заметив, что клюет носом, он решил вскоре лечь в постель и наконец-то без помех поспать до утра.

Расследование пока подождет.

В половине двенадцатого он лег и погасил свет.

Но едва заснул, как зазвонил телефон. Звонки гулко отдавались в темноте.

Он насчитал девять сигналов, потом все стихло. Выдернул вилку из розетки, подождал. Если звонили из управления, то наверняка попробуют связаться по мобильнику. Может, обойдется?

Увы, мобильник, лежавший на ночном столике, тихонько зажужжал. Звонил ночной патруль с Апельбергсгатан. Полицейский по фамилии Элуфссон.

– Не знаю, может, это важно, – сказал он. – Но за последний час здесь уже несколько раз проезжал один и тот же автомобиль.

– Шофера разглядели?

– Потому и звоню. Помню инструкции.

Валландер напряженно ждал.

– Вроде бы похож на китайца, – продолжал Элуфссон. – Но в точности, понятно, не разглядеть.

Валландер ни секунды не колебался. Спокойная ночь уже миновала.

– Выезжаю, – сказал он.

Отключил мобильник и посмотрел на часы.

Несколько минут пополуночи.

 

 

Валландер свернул с Мальмёвеген.

Потом проехал мимо Апельбергсгатан и припарковался на Йорген-Краббесвег. Оттуда до дома, где жил Фальк, рукой подать, меньше пяти минут ходу. Ветер утих, на небе ни облачка. Он почувствовал, что на улице потихоньку холодает. Октябрьская погода в Сконе всегда отличалась переменчивостью.

Автомобиль, в котором сидели Элуфссон и его напарник, стоял напротив дома Фалька, чуть наискосок. Когда комиссар подошел, задняя дверца отворилась, и он влез в машину. Пахло кофе. Сколько ночей он сам вот так же сидел в машине, борясь со сном, или мерз на улице, выполняя унылую розыскную работу.

Полицейские поздоровались. Коллега Элуфссона служил в Истаде всего полгода. Звали его Эль-Сайед, и по происхождению он был тунисец, первый полицейский из иммигрантов, присланный сюда после Полицейской академии. Валландер опасался, что Эль-Сайед столкнется с недоброжелательством и предрассудками. Он не питал иллюзий насчет того, как иные в управлении отнесутся к цветному коллеге. И не ошибся. Завуалированных, но злобных комментариев хватало с избытком. Но что замечал сам Эль-Сайед и чего он ожидал, Валландер понятия не имел. Порой он тоже мучился угрызениями совести из-за того, что не нашел повода пригласить парня к себе. Да и никто другой этого не сделал. Однако молодой полицейский с дружелюбной улыбкой тем не менее вписался в коллектив. Хотя и не сразу. Иногда у Валландера мелькала мысль, что было бы, если б Эль-Сайед вместо своего неистребимого дружелюбия начал отвечать на комментарии.

– Он ехал с севера, – сообщил Элуфссон. – Со стороны Мальмё к центру города. Трижды.

– Когда это было последний раз?

– Аккурат перед тем, как я позвонил. Сперва попробовал по обычному телефону. Ты, должно быть, спишь крепко?

Валландер не ответил, спросил:

– Рассказывай, что произошло.

– Ясное дело, мы обратили на него внимание, только когда он проехал мимо второй раз.

– Какая была машина?

– Темно-синяя «мазда».

– Он притормаживал, когда тут проезжал?

– В первый раз – не знаю. Во второй раз точно притормозил.

Эль-Сайед вмешался в разговор:

– Он и в первый раз притормозил.

Валландер заметил, что Элуфссон досадливо поморщился. Не понравилось ему, что напарник увидел больше, чем он.

– Но не остановился?

– Нет.

– Вас он заметил?

– Первый раз вряд ли. Во второй – скорее всего, да.

– Что было дальше?

– Через двадцать минут он вернулся. Но на этот раз скорость не сбрасывал.

– Не иначе как проверял, по-прежнему ли вы здесь. Вы не разглядели, был ли в машине кто-нибудь еще?

– Мы это обсудили. Точно, ясное дело, не скажем, но думается, он был один.

– С коллегами, которые дежурят на Руннерстрёмсторг, не говорили?

– Они этой машины не видели.

Странно. Тот, кто ездит мимо квартиры Фалька, должен бы проявить интерес и к его конторе.

По некотором размышлении Валландер пришел к выводу, что, по-видимому, человек в машине не знал о существовании офиса. Коль скоро полицейский экипаж не спал. А такое полностью исключать нельзя.

Элуфссон обернулся и передал комиссару листок, где был записан номер «мазды».

– Полагаю, вы уже запросили информацию насчет машины?

– Да у них там, похоже, какие-то неполадки с серверами. Велели подождать.

Валландер поднес листок к окну, к свету уличного фонаря: MLR 331. Постарался запомнить цифры.

– Когда они рассчитывают устранить неполадки?

– Неизвестно.

– Что-то ведь вам сказали?

– Вероятно, завтра.

– То есть?

– То есть завтра, вероятно, удастся запустить серверы.

Валландер покачал головой:

– Необходимо как можно скорее все это выяснить. Когда кончается ваша смена?

– В шесть.

– Так вот, перед тем как пойдете домой отдыхать, будьте добры написать рапорт и оставить его для Ханссона или Мартинссона. Тогда они займутся этим делом.

– А как нам поступить, если он появится снова?

– Не появится, – сказал комиссар. – Пока вы здесь, он не появится.

– А если все-таки появится, задержать его?

– Нет. Ездить по Апельбергсгатан никому не возбраняется. – Валландер еще минуту-другую посидел в патрульной машине. – Дайте мне знать, если все ж таки его заметите. Звоните на мобильный.

Он попрощался, вернулся на Йорген-Краббесвег, а оттуда поехал на Руннерстрёмсторг. Не так уж все и скверно: спал только один полицейский. Синей «мазды» они вправду не видели.

– Смотрите внимательно! – сказал Валландер, сообщив им номер «мазды».

По дороге к своей машине он неожиданно нащупал в кармане сеттерквистовские ключи. Вообще-то они понадобятся Мартинссону и Роберту Мудину, чтобы снова взять в оборот компьютер Фалька. Сам толком не зная зачем, он отпер подъезд и поднялся в мансарду. Прежде чем отомкнуть дверь, настороженно прислушался. Потом вошел, зажег свет и огляделся по сторонам, как в первый раз. Может быть, он тогда что-то проморгал? Может быть, они с Нюбергом что-то упустили? Да нет, тут и упускать-то нечего. Он сел, глядя на темный монитор.

Роберт Мудин говорил о цифре 20. Валландер сразу понял, что парнишка вправду кое-что заметил. Там, где им с Мартинссоном виделся мельтешащий рой цифр, Роберт вполне мог различить некую систему. Ему самому цифра 20 напомнила только, что через неделю будет 20 октября. К тому же с этой цифры начинается 2000 год. Хотя фактически ответа нет. Что цифра означает? И имеет ли она вообще касательство к расследованию?

В школе Валландер был до крайности слаб по математике. Учился он вообще далеко не блестяще, по многим предметам из-за лени, но математика стояла особняком. По сути, математические вычисления оставались ему непонятны, как он ни пытался в них разобраться. В мир цифр он проникнуть не сумел.

Неожиданно зазвонил телефон, стоявший возле компьютера.

Валландер вздрогнул. Звонки гулко отдавались в пустом помещении. Он неотрывно смотрел на черный аппарат. После седьмого сигнала снял трубку, поднес к уху.

Шум, шорохи. Словно открытая линия уходила далеко-далеко и на том ее конце кто-то был.

Комиссар сказал «алло». Раз, другой. Но сумел различить в шуме лишь чье-то дыхание.

Потом послышался щелчок, связь оборвалась. Валландер положил трубку. Сердце-то как бьется! А этот шум он уже слыхал. Когда прослушивал автоответчик в квартире Фалька на Апельбергсгатан.

Кто-то там был, думал он. И звонил, чтобы поговорить с Фальком. Но Фальк умер. Нет его больше.

Внезапно он сообразил, что фактически есть и другая возможность: вдруг звонили ему самому? Вдруг кто-то видел, как он поднялся в офис Фалька?

А ведь по дороге в видеопрокат ему почудилось, будто за спиной кто-то есть, он даже остановился.

Опять нахлынула тревога. До сих пор он успешно вытеснял мысли о тени, которая всего несколько дней назад стреляла в него. Не зря Анн-Бритт предупреждала. Необходима осторожность.

Валландер встал со стула, подошел к двери, прислушался – все тихо.

Он вернулся к столу. И сам не зная зачем, поднял клавиатуру.

Под ней лежала открытка.

Комиссар направил на находку лампу, надел очки. Открытка была старая, краски поблекли. Изображала она приморский бульвар. Пальмы, длинная набережная. Море, крохотные рыбачьи лодки. На заднем плане – вереница небоскребов. Он посмотрел на оборот. Адресовано Тиннесу Фальку, на Апельбергсгатан. Значит, отнюдь не вся его корреспонденция поступала к Сив Эрикссон. Она что же, солгала? Или не знала, что Фальк все ж таки получает почту на дом? Текст был короткий. Короче просто некуда. Состоял из одной-единственной буквы – «К». Валландер попробовал разобрать почтовый штемпель. Удалось разглядеть только «л» и «д». Стало быть, по крайней мере две из недостающих букв – гласные. Но какие? Не понять. Дата тоже нечитабельна. Нет на обороте и типографского текста, сообщающего, какой город изображен на открытке. Кроме адреса и буквы «К» там только пятно, расползшееся на пол-адреса. Словно кто-то ел апельсин, когда писал открытку. Или читал ее. Валландер попытался скомбинировать «л» и «д» с другими буквами, но не преуспел. Снова всмотрелся в изображение. Человеческие фигурки есть, только совсем маленькие, цвет кожи не определишь. В голове промелькнуло воспоминание о неудачной и сумбурной поездке в Вест-Индию несколько лет назад. Там тоже были пальмы. Но город на заднем плане был ему незнаком.

Наконец, есть еще буква «К». Та же, что в журнале Фалька. Чей-то инициал. Тиннес Фальк знал отправителя и сохранил открытку. Здесь, в пустой комнате, где помимо компьютера обнаружился лишь чертеж трансформаторной подстанции, он спрятал открытку. Привет от Курта или от Конрада. Комиссар сунул открытку в карман куртки. Потом заглянул под компьютер. Ничего. Поднял телефон. Пусто.

Через минуту-другую Валландер встал, погасил свет и вышел из мансарды.

На Мариягатан он вернулся, едва держась на ногах от усталости. И тем не менее достал лупу, сел за кухонный стол и еще раз внимательно изучил открытку. Но ничего нового не обнаружил.

Без малого в два лег в постель. И мгновенно заснул.

 

Утром в понедельник Валландер лишь ненадолго забежал в управление. Отдал Мартинссону ключи и рассказал о замеченном ночью автомобиле. Рапорт с регистрационным номером уже лежал у Мартинссона на столе. Об открытке Валландер умолчал. Не потому, что хотел ее утаить, просто спешил, и вдаваться в ненужные дискуссии было недосуг. Перед уходом он сделал два звонка. Во-первых, связался с Сив Эрикссон. Спросил, не говорит ли ей что-то цифра 20. А еще, не упоминал ли Фальк случайно некое лицо, чье имя или фамилия начинаются на «К». С ходу она ответить не могла, но обещала подумать. Затем он рассказал об открытке, обнаруженной на Руннерстрёмсторг, однако адресованной на Апельбергсгатан. Она так изумилась, что у него не возникло ни малейшего сомнения в ее искренности. Сив Эрикссон вправду поверила Фальку, когда он сказал, что перевел корреспонденцию на ее адрес. Тем не менее кое-кто, в том числе «К.», писал на Апельбергсгатан. Она об этом не знала.

Валландер описал ей открытку. Увы, ни изображенный сюжет, ни две расшифрованные буквы штемпеля ничего ей не говорили.

– Наверно, у него было несколько адресов, – предположила она. В голосе сквозило разочарование. Будто Фальк обманул ее.

– Мы разберемся. Возможно, вы правы.

Про список, о котором просил комиссар, она не забыла. Сказала, что занесет его в управление в течение дня.

Положив трубку, Валландер заметил, что был рад услышать ее голос. Однако, не углубляясь в собственные настроения, сделал второй звонок. Марианне Фальк. Разговор продолжался всего пару минут: через полчаса она ждет его у себя дома.

Затем он быстро просмотрел бумаги, скопившиеся на столе. Многое требовало безотлагательных мер. Но у него нет времени. Так что пусть гора еще подрастет. Около половины девятого он вышел из управления, не сообщив, куда направляется.

 

Следующие несколько часов он сидел на диване у Марианны Фальк и беседовал с ней о человеке, с которым она некогда состояла в браке. Начал Валландер издалека. Когда они познакомились? Где это произошло? Каким он тогда был? Память у Марианны Фальк действительно на зависть. Сбивалась она очень редко, затруднялась с ответом – тоже. На сей раз Валландер не забыл взять блокнот, но записей делал немного. Из того, что Марианна Фальк рассказала нынче утром, мало что потребует уточнения. Это первый этап, позволяющий составить общее представление о жизни Тиннеса Фалька.

По словам Марианны Фальк, детство он провел в усадьбе неподалеку от Линчёпинга, где его отец работал управляющим. Братьев и сестер Тиннес Фальк не имел. Получив в Линчёпинге аттестат зрелости, он пошел в армию, служил в танковом полку в Шёвде, после чего начал учебу в Упсальском университете. На первых порах у него, видимо, не было ясности с выбором профессии, потому что, насколько Марианна знала, он ходил на лекции и по истории литературы, и по юриспруденции. Но уже через год перебрался в стокгольмский Коммерческий институт. Как раз тогда они и познакомились на танцевальном вечере студенческой корпорации.

– Тиннес не танцевал, – сказала Марианна. – Но был там. И кто-то нас познакомил. Помню, сначала он показался мне скучным занудой. Иначе говоря, о любви с первого взгляда речи не было. По крайней мере, с моей стороны. Через несколько дней Тиннес позвонил. Я знать не знала, как ему удалось добыть мой телефон. Он предложил встретиться. Однако не затем, чтобы погулять или сходить в кино. Его план здорово меня удивил.

– Что же он предложил?

– Поехать в Брому [Бромма – аэродром в 8 км к западу от центра Стокгольма] и посмотреть на самолеты.

– Зачем?

– Ему нравились самолеты. И мы поехали. Он знал чуть не все самолеты, которые там стояли, взлетали и приземлялись. Все ж таки он немножко странный, думала я. Наверно, я совершенно не так представляла себе встречу с мужчиной моей жизни.

Они познакомились в 1972-м. И насколько Валландер понял, Тиннес был очень настойчив, тогда как Марианна относилась к их встречам скорее с большим сомнением. И высказалась об этом с откровенностью, которая несколько удивила комиссара.

– Он не искал интимной близости, – сказала она. – По-моему, месяца три прошло, пока он вообще додумался, что не мешало бы меня поцеловать. Не сделай он этого, мне бы наверняка вконец надоело и я бы с ним порвала. Вероятно, интуиция ему подсказала. Насчет поцелуя.

В ту пору, между 73-м и 79-м, сама Марианна училась на медсестру. Собственно, она мечтала стать журналисткой. Но в Институт журналистики так и не попала. Родители ее жили под Стокгольмом, в Спонге, где ее отец держал маленькую авторемонтную мастерскую.

– О своих родителях Тиннес никогда не рассказывал, – продолжала Марианна Фальк. – Чтобы хоть немного узнать о его детстве, мне пришлось клещами вытягивать из него слово за словом. Я даже не знала, живы ли его отец с матерью. Но ни братьев, ни сестер он не имел, это точно. Зато у меня их было пятеро. Целую вечность я уговаривала его зайти к нам, познакомиться с моими родителями. Очень он был застенчивый. Во всяком случае, производил такое впечатление.

– Как это понимать?

– Самоуверенностью Бог Тиннеса не обидел. Вообще-то мне кажется, большинство человечества он ни в грош не ставил. Хоть и утверждал обратное.

– Каким образом?

– Когда я вспоминаю то время, наши взаимоотношения представляются мне, конечно же, очень странными. Он жил сам по себе, в съемной комнате на Уденплан. Я по-прежнему оставалась в Спонге. Денег у меня было не особенно много, и брать слишком большой кредит на учебу я опасалась. Но Тиннес ни разу не заикнулся о том, чтобы нам съехаться. Мы встречались вечерами, три-четыре раза в неделю. Чем он еще занимался, кроме учебы и любования самолетами, я толком не знала. Но в один прекрасный день всерьез об этом задумалась.

Дело было в четверг, под вечер. Не то в апреле, не то в самом начале лета, примерно через полгода после знакомства. Встречаться в этот день они не договаривались. Тиннес сказал, что у него важная лекция, которую пропускать нельзя. И Марианна поехала в город выполнить кой-какие поручения матери. По дороге на Центральный вокзал пришлось задержаться: по Дроттнинггатан шла демонстрация. В поддержку стран третьего мира. Плакаты и транспаранты обличали Банк реконструкции и развития и португальскую колониальную войну. Марианну политика никогда не интересовала. Дома всегда голосовали за социал-демократов. И она осталась в стороне от нарастающей волны левого радикализма. Тиннес тоже был как будто весьма умеренным радикалом. О чем бы она ни спрашивала, отвечал он четко и определенно. Вдобавок, пожалуй, любил блеснуть теоретическими познаниями в политике. Тем не менее, заметив его среди демонстрантов, она просто глазам своим не поверила. Он нес плакат с надписью «Viva Cabral» [Да здравствует Кабрал (португ.)]. Позднее ей удалось выяснить, что Амилкар Кабрал – лидер освободительного движения в Гвинее-Бисау. Тогда, на Дроттнинггатан, она от изумления даже попятилась назад. Тиннес не видел ее.

После она спросила, как он там оказался. И когда до Тиннеса дошло, что она стояла в толпе на тротуаре, а он ее не заметил, он жутко вспылил. Впервые Марианна видела его в таком бешенстве. Хотя он быстро остыл. Что вызвало этот взрыв, она так и не поняла. Зато поняла другое: как мало ей известно о Тиннесе Фальке.

– В июне я решила поставить точку. Не потому, что встретила другого, – сказала она. – Просто перестала доверять нашим отношениям. И та его вспышка сыграла не последнюю роль.

– И как он это воспринял?

– Не знаю.

– Не знаете?

– Мы встретились в кафе, в Королевском парке. И я так прямо и сказала, что между нами все кончено. Ведь в перспективе ничего не предвидится. Он меня выслушал, встал и ушел.

– И всё?

– Ни слова не сказал. Помню, лицо у него было каменное, без всякого выражения. Когда я замолчала, он ушел. Только положил на столик деньги за кофе.

– А потом?

– Несколько лет я его не видела.

– Точнее?

– Четыре года.

– Чем он занимался?

– Понятия не имею.

Валландер смотрел на нее с растущим удивлением:

– Вы хотите сказать, что на целых четыре года он бесследно исчез? И вы не знали ни где он, ни чем занят?

– Понимаю, поверить трудно. Но именно так и было. Через неделю после разговора в Королевском парке я все-таки позвонила ему. А он, оказывается, съехал с квартиры и адреса не оставил. Еще через несколько недель мне удалось разыскать его родителей в усадьбе под Линчёпингом. Они тоже не знали, где он. За эти четыре года я совершенно ничего о нем не слышала. В Коммерческом институте он не появлялся. Никто ничего не знал. Пока он не возник снова.

– Когда это случилось?

– Я точно помню. Второго августа семьдесят седьмого года. Я как раз закончила учебу и начала работать медсестрой. В больнице «Саббатберг». Возле больницы он меня и поджидал. С цветами. Улыбался. За эти четыре года у меня был неудачный роман. И увидев его, я обрадовалась, потому что чувствовала себя тогда неприкаянно и одиноко. К тому же и мама моя недавно скончалась.

– И вы снова стали встречаться?

– Он считал, что нам надо пожениться. Сказал об этом уже через несколько дней.

– Наверно, он рассказывал, чем занимался в минувшие годы?

– Да нет. Сказал, что не будет расспрашивать про мою жизнь. Если я не стану расспрашивать про его. Как будто этих четырех лет вообще не было.

Валландер задумчиво взглянул на Марианну Фальк.

– Он как-то изменился?

– Нет. Если не считать загара.

– Загара?

– Да. В остальном он ничуть не изменился. Где он провел эти четыре года, я узнала совершенно случайно.

Звонок валландеровского мобильника прервал разговор. Комиссар помедлил: стоит ли отвечать? Но в конце концов достал телефон из кармана. Звонил Ханссон:

– Мартинссон попросил меня выяснить насчет вчерашней машины. Серверы крепко зависли. Однако номерной знак числится среди украденных.

– Номерной знак? Или сама машина?

– Номерной знак. Его сняли с «вольво», который стоял на площади Нобельторг в Мальмё. На прошлой неделе.

– Что ж, все верно, – сказал Валландер. – Элуфссон и Эль-Сайед не ошиблись. Машина действительно проезжала там с целью разведать обстановку.

– Как мне действовать дальше?

– Поговори с коллегами из Мальмё. Надо объявить эту машину в региональный розыск.

– В чем подозревается водитель?

Валландер задумался:

– Отчасти в том, что имеет касательство к убийству Сони Хёкберг. Отчасти в том, что располагает информацией о совершенном на меня покушении.

– Это он стрелял?

– Возможно, он был свидетелем, – уклончиво ответил комиссар.

– Ты сейчас где?

– Дома у Марианны Фальк. Созвонимся попозже.

Марианна Фальк подала кофе в красивом бело-синем кофейнике. Валландеру вспомнилось детство – у его родителей был похожий сервиз.

– Расскажите-ка про эту вашу случайность, – попросил он, когда она опять села.

– Это было примерно через месяц после возвращения Тиннеса. Он купил машину и обычно заезжал за мной. Как-то раз один из врачей отделения, где я работала, увидел его со мной. И на другой день спросил, не обознался ли он. Не Тиннес ли Фальк встречал меня. Когда я ответила, что он не ошибся, врач сказал, что познакомился с ним годом раньше. И не где-нибудь, а в Африке.

– Где в Африке?

– В Анголе. Врач работал там добровольцем. Сразу после того как страна стала независимой от Португалии. И однажды случайно столкнулся там с соотечественником. Поздно вечером, в ресторане. Они сидели за разными столиками, но, собираясь расплатиться, Тиннес достал шведский паспорт, куда засунул деньги. Врач окликнул его. Тиннес поздоровался, назвал свое имя, тем все и кончилось. Однако врач запомнил его. Не в последнюю очередь потому, что Тиннес, по его мнению, держался очень холодно и неприступно. Будто вовсе не желал, чтобы в нем признали шведа.

– Вы, наверно, спросили Тиннеса, что он там делал?

– Много раз порывалась спросить. Узнать, как он жил, чем занимался. Почему поехал туда. Но ведь мы как бы дали друг другу обещание не копаться в этих четырех годах. И я попыталась навести справки по другим каналам.

– По каким?

– Обзвонила всевозможные организации, которые посылали добровольцев в Африку. Но повезло мне только в Шведском управлении международного развития. Тиннес действительно два месяца пробыл в Анголе. Помогал монтировать какие-то радиомачты.

– Однако его не было четыре года. А вы говорите о двух месяцах.

Она молчала, что-то обдумывая, и Валландер не стал ей мешать.

– Потом мы поженились, родились дети. А кроме как о той встрече с доктором в Анголе, о тех четырех годах я не знала ничего. И никогда не спрашивала. Только теперь, после его смерти и после долгих лет жизни в разводе, я кое-что узнаю об этом.

Марианна встала, вышла из комнаты. Вернулась она с пакетом в руках, завернутым в рваную клеенку. Положила его на стол перед Валландером.

– Когда он умер, я сходила в подвал. Знала, что у него там есть стальной сундучок. Запертый на замок. Но я его взломала. Кроме этого пакета, там была только пыль.

Она кивнула: дескать, разверните. Валландер развернул клеенку. Внутри оказался фотоальбом в переплете из коричневой кожи. На первой странице тушью написано: «Ангола, 1973–1977».

– Я просмотрела фотографии. Но мне они ничего не говорят. Хотя мне кажется, Тиннес пробыл в Анголе куда больше тех двух месяцев, что он работал для Шведского управления международного развития. Думаю, он находился там около четырех лет.

Валландер пока что не открывал альбом. Внезапно ему пришла в голову одна мысль:

– Я слабоват в географии. Не знаю даже, как называется столица Анголы.

– Луанда.

Комиссар кивнул. В кармане куртки у него так и лежала открытка, найденная под клавиатурой. Теперь ясно, что означают «л» и «д» на штемпеле.

Открытка отправлена из Луанды. Интересно, что же там произошло? – подумал он.

И что за человек – мужчина или женщина? – носит имя, начинающееся на «К»?

Валландер вытер руки салфеткой, наклонился вперед и открыл альбом.

 

 

На первом снимке – искореженный остов сгоревшего автобуса. Лежит на боку возле дороги, красной от песка, а может, и от крови. Фотографировали с довольно большого расстояния. Автобус похож на скелет животного. Рядом со снимком кто-то написал карандашом: «Северо-восточнее Уамбо, 1975 г.». Ниже такое же желтоватое пятно, как на открытке. Валландер перевернул страницу. Группа чернокожих женщин возле пруда. Ландшафт вокруг выжжен, иссушен. Теней на фото нет. Видимо, солнце стояло в зените. Никто из женщин в объектив не смотрит. Пруд почти пересох.

Комиссар всмотрелся в фотографию. Тиннес Фальк, если, конечно, фотографировал он, решил щелкнуть этих женщин. Однако, по сути, центром сюжета был почти пересохший пруд. Именно его он и снимал. Скоро женщинам будет неоткуда брать воду. Валландер перелистывал страницу за страницей. Марианна Фальк молча сидела в кресле напротив. Где-то в комнате тикали часы. Снова и снова иссушенный пейзаж. Деревня, низкие круглые хижины. Дети и собаки. И повсюду красная земля, вихри красной пыли в воздухе. В объектив никто не смотрит.


1 | 2 | 3 | 4 | 5 | 6 | 7 | 8 | 9 | 10 | 11 | 12 | 13 | 14 | 15 | 16 | 17 | 18 | 19 | 20 | 21 | 22 | 23 | 24 | 25 | 26 | 27 | 28 | 29 | 30 | 31 |

Поиск по сайту:



Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав. Студалл.Орг (0.022 сек.)