АвтоАвтоматизацияАрхитектураАстрономияАудитБиологияБухгалтерияВоенное делоГенетикаГеографияГеологияГосударствоДомДругоеЖурналистика и СМИИзобретательствоИностранные языкиИнформатикаИскусствоИсторияКомпьютерыКулинарияКультураЛексикологияЛитератураЛогикаМаркетингМатематикаМашиностроениеМедицинаМенеджментМеталлы и СваркаМеханикаМузыкаНаселениеОбразованиеОхрана безопасности жизниОхрана ТрудаПедагогикаПолитикаПравоПриборостроениеПрограммированиеПроизводствоПромышленностьПсихологияРадиоРегилияСвязьСоциологияСпортСтандартизацияСтроительствоТехнологииТорговляТуризмФизикаФизиологияФилософияФинансыХимияХозяйствоЦеннообразованиеЧерчениеЭкологияЭконометрикаЭкономикаЭлектроникаЮриспунденкция

Блестящий маневр Англии

Читайте также:
  1. ACKWORTH: АНГЛИЙСКИЙ В АНГЛИИ ЗА ПАРТОЙ С АНГЛИЧАНАМИ
  2. II. Зарождение и развитие профсоюзного движения в Англии.
  3. IX. СИГНАЛИ, ЩО ЗАСТОСОВУЮТЬСЯ ПІД ЧАС МАНЕВРОВОЇ РОБОТИ
  4. VII. Сигналы, применяемые при маневровой работе
  5. БИЛЕТ. Создание и деятельность профсоюзов в Англии (19 начало 20 вв.)
  6. Возникновение парламентского строя в Англии
  7. Вопрос 79. В чем должен убедиться машинист перед выездом на централизованных маневровых маршрутов?
  8. Вы блестящий учитель и у вас прекрасные ученики
  9. Глава 19. Маневры
  10. Действия машиниста при обороте электроподвижного состава без участия машинистов, занятых на маневровой работе.
  11. ДОКАЗАТЕЛЬСТВЕННОЕ ПРАВО АНГЛИИ И США

В нефтяных «ямах» крейсеров ближнего прикрытия оставалось топлива еще на целые сутки движения по курсу РQ-17, после чего подразумевался их отход; дальше караван поведут эсминцы Брума и суда эскорта, а в секретной точке рандеву советские корабли подхватят эстафету охраны.

Караван теперь представлял великолепное зрелище: после торпедной атаки с воздуха и гибели кораблей транспорта опять сплотились в порядке походного ордера, хотя некоторые из них еще горели.

Но они – шли. Они шли к цели.

И они пойдут к гибели, когда их настигнут слова:

* * *

На мостике крейсера – голос из репродуктора:

– Радиорубка – мостику: у нас квитанция в коде.

– О, черт! – Вахтенный офицер, скользя по решеткам пудовыми от сырости сапожищами, срывает ледяной микрофон: – Мостик – радиорубке: квитанцию – в кают-компанию… Что? Я не слышу, здесь ревет вентиляция, как в аду… Да, адмирал там!

Соленая пена хлещет через трубы дальномеров, над которыми в три погибели согнулись матросы. Вахтенный офицер, уцепившись за нактоуз, роняет микрофон, раздается треск: эбонитовый колпак – вдребезги. Хватаясь замерзшими пальцами за поручни, офицер встает наконец на свое место – к визиру. Его лицо, мокрое и красное, надолго погружается в обойму резиновой оправы оптики. Обозрев горизонт (особенно в той части, где светит солнце), вахтенный выпрямляется. Под крылом мостика неустанно кипят водяные смерчи.

– О’Кейли, – говорит он штурману, – нами принята кодированная из Уайтхолла… Что бы это могло быть? Не догадываетесь?

– Догадываюсь, – отвечает штурман. – Всем нам дают по две недели отпуска, начиная с того момента, как вы меня об этом спросили… Вы не верите?

В отдалении – через разрывы тумана – проскальзывают американские крейсера сизо-голубиной окраски. Сейчас они, как послушные ученики, ретиво повинуются решениям англичан, боевой опыт которых на море смонтирован на прочном фундаменте многих столетий.

Под ногами рассыльного матроса – вихри воды и ветра. Он бережливо загнул края брюк. Яркие носки на его ногах как-то плохо вяжутся с этим фоном брони, пробитой заклепками. От границы пакового льда несет извечным холодом Арктики…

Контр-адмирал Хамильтон наспех закусывает бутербродом у стойки. В руке его, украшенной тоненьким колечком, дрожит в бокале подогретая к ужину мадера. Репитер лага, выведенный в салон, показывает устойчивую скорость в 12 узлов. Через раздраенный иллюминатор, пузырем вздувая бархат штор, рвется упругий ветер полярного океана, от которого молодеют даже старики адмиралы…

– Что у вас там? – спрашивает Хамильтон рассыльного.

– Из Уайтхолла, сэр… от первого лорда, сэр!

Крейсер под брейд-вымпелом Хамильтона круто ложится на борт в противолодочном зигзаге: со стола летят тарелки, море брызжет почти радостно внутрь корабля, словно ликует… Вот и текст на розовой бумаге радиоквитанции: «СЕКРЕТНО. ВЕСЬМА СРОЧНО. КРЕЙСЕРАМ НА ПОЛНОЙ СКОРОСТИ ОТОЙТИ…»

На лице Хамильтона недоумение.

– Не понимаю, – говорит он офицерам. – Дадли наш очумел: он приказывает нам бросить корабли каравана и, не трясясь над топливом, срочно разворачиваться на вест… Такое категорическое решение может быть вызвано только одним: «Тирпитц» вылез в океан и назревает побоище вроде Ютландской битвы.

Но, кажется, Хамильтон решил помедлить. Более того, чувствуется, что адмирал не склонен исполнять этот приказ.

Хамильтон неуверенно говорит в телефон:

– Пост расшифровки? Старшина Форстер, если он там, пусть зайдет прямо в третий буфет… Да, без церемоний!

Появляется пожилой моряк службы корабельной пехоты. Под его рыжими бутсами квасится ворс офицерского ковра. Он разглядывает старинные пищали, митральезы и мушкеты, развешанные на переборках, что отделаны под «птичий глаз».

– Старшина Форстер, вы опытный дешифровщик…

«Что это – вопрос адмирала или утверждение?»

– Про меня все так говорят, сэр, – отвечает Форстер.

– И вы никогда не ошибались, дружище?

– Не имею такой дурной привычки, сэр.

– И даже в этом… тоже нет ошибки?

Форстер смотрит на квитанцию шифровки, подсунутую к самому его носу. Палуба крейсера летит из-под ног влево – старшина животом упирается в стол. Затем палуба отлетает вправо – старшина наваливается спиной на пиллерс. Нет, такого парня не свалить ни на допросе, ни в качке.

– Я не ошибся, сэр, – упрямо заявляет он, глядя в лицо адмирала, а Хамильтон отпускает его:

– Иначе и быть не могло, Форстер… Напомните мне после похода, чтобы я поблагодарил вас.

Дешифровщик ушел, почти обиженный.

Королевская мадера еще стыла в бокале.

Адмирал посмотрел на часы – поздновато.

– Может, Дадли в Лондоне, глядя на ночь, выпил как следует?

Крейсер еще лежит на зигзаге. Волна кладет его на борт, и стрелки кренометров отдыхают у конца градусной шкалы. Ровно в 21.23 по Гринвичу радиорубка конвойного лидера стала принимать вторую шифровку от Д. Паунда. В ней было сказано: «Конвою строй рассеять… транспортам самостоятельно плыть к русским портам». Отходящим на запад кораблям охранения было приказано развить максимальную скорость.

– Не понимаю, – бормотал Хамильтон, – я не понимаю… Неужели возникшая угроза столь велика?..

Через 10 минут Дадли Паунд снова возник над караваном РQ-17 – как незримый, но требовательный дух. Лорд напомнил: «С четвертого июля конвой должен быть раздроблен». Если сэр Хамильтон и другие высшие офицеры еще могли связать этот поспешный отход на запад с предстоящим сражением с «Тирпитцем», то младшие офицеры были просто ошарашены. Они рассуждали так:

– Обычно нам, конвойным, всегда дается возможность для любой, самой смелой интерпретации высших приказов. Мы, конвойные, выполняя волю первого лорда, все-таки имеем право делать отклонения от приказов… В данном же случае Уайтхолл выразился столь непререкаемо, что никак нельзя уклониться от исполнения!

Роковое решение Уайтхолла входило в силу, и сэр Хамильтон велел на крейсера – к повороту! Крейсерское прикрытие, словно гарцуя в королевском манеже, исполнительно отвернуло на 180°. Но этим дело не кончилось…

Брум считал, что если крейсера спешат в битву, то его эсминцам сопровождения ничего не остается, как рвануть следом за ними, ибо линкоры и крейсера, конечно, хороши, но эсминцы в бою с «Тирпитцем» тоже не подкачают. К английским эсминцам примкнули и американские, как младшие братья, не желавшие в драке отставать от старших. Британский офицер наблюдения оставил нам запись: «Уайнрайт» приближается к нам на очень высокой скорости с уверенным и щеголеватым видом (это похоже на американцев!). Вода буквально закипает под его форштевнем».

С палуб транспортов за всей этой судорогой поспешного отхода наблюдали вконец обалделые люди.

– Куда удираете?! – доносило оттуда выкрики. – Дезертиры… сволочи… лунатики… Или затряслись ваши шкуры на поганых скелетах? Вернитесь… Где ваша доблесть?

Брум с чистой совестью оповестил караван, что, судя по всему, ожидается хорошая потасовка с противником, а вы должны извинить нас за то, что покидаем вас в такой неприятный момент. На кораблях боевого эскорта уже поверили в необходимость отхода: Уайт-холлу, конечно же, лучше известна обстановка… Нервное напряжение офицеров передалось и матросам – без приказа они готовили оружие к битве. Корабли шли форсированным ходом, безжалостно пережигая в котлах многие тонны горючего. Крейсера, не жалея своих форштевней, дробили перед собой массу серых неряшливых льдов. Верткие эсминцы мчались за ними, как гончие по следу крупного зверя, и Хамильтон стал даже побаиваться столкновения. «Не наваливайтесь нам на корму», – передал он Бруму.

Они покидали караван на скорости в 25 узлов. А это такая приличная скорость, которая хороша в двух случаях: когда надо кого-либо догнать или надо от кого-то поскорей смыться.

С борта американской «Тускалузы» наивно запрашивали своих земляков: «Интересно, за что мы будем получать ордена?» Резкими и точными вспышками прожектора «Уиччита» дала честный ответ: «А черт его знает!..»

Внезапно появясь из тумана, немецкая подлодка едва успела принять балласт для ныряния, и над ней, ошалевшей от испуга, с ревом и грохотом, словно она попала под виадук с проходящим экспрессом, стремительно прокатил на запад длиннющий киль флагманского крейсера «Лондон»…

Этот лихой отход крейсеров и эсминцев тактически был проделан блестяще! Но этим никого не удивишь: англичане всегда умели маневрировать на морях и океанах…

Главное заключалось не в этом.

* * *

Великолепная и четкая организация конвоя РQ-17 была разрушена из Лондона в считанные минуты.

Распадение конвоя РQ-17 закончилось к 22.00 (по Гринвичу) в точке 76°00 северной широты и 28°00 восточной долготы.

Иначе говоря, немного к юго-востоку от Шпицбергена!

От этой точки до берегов Новой Земли было около 600 миль, а до Архангельска 800… Морские же мили – это не сухопутные километры: каждая миля содержит в себе 1852 метра.

Корабли нехотя расползались в стороны, и один очевидец пишет, что сейчас они больше всего напоминали побитых собак с поджатыми между ног хвостами.


 

Спасайся, кто может!

Это было настолько дико и невероятно, что покинутые сначала даже не могли полностью осознать того, что случилось. Одни в океане! И слышались наивные вопросы, которые могут задавать только вконец растерянные люди:

– А как же мы? Что же будет теперь с нами?..

Тревогу команд легко понять. Эскорт бросил их ко всем чертям как раз в том районе, откуда начиналась традиционная полоса всех несчастий: именно здесь начинали всегда активно действовать авиация и подлодки противника. Приказ плыть самим, одиночным порядком, без охранения, самостоятельными курсами – этот приказ был расшифрован матросами коротко и до предела ясно:

– Спасайся каждый как может…

Идти в одиночку… Но, спрашивается, как идти? На многих судах не было гирокомпасов, а стояли только магнитные, которые в полярных широтах очень точно показывают, в каком году бабушка капитана вышла замуж. Кое у кого сдали нервы: они начали спускать шлюпки, ибо им казалось, что в шлюпках немцы их не тронут… Один американский сухогруз вдруг сильно задымил, набирая скорость, и стал разворачиваться назад. Он прошел мимо судов каравана.

– Эй! Куда торопитесь? – окликнули его с палуб.

– Обратно… в Исландию!

На его мачте, словно поганое помело, развевалось полотнище флага, которое по Международному своду означало: «Признаю безоговорочную капитуляцию». Ну, эти струсили. Даже денег за риск не пожелали. Дней через пять, если не нарвутся на мину, они будут сидеть в пивных Рейкьявика и тискать баб. Черт с ними. Но как остальные?..

Стройность походного ордера была уже потеряна. Каждый шел как его душе угодно. Устремлялись по трем направлениям сразу – на Мурманск, к Новой Земле и в Горло, чтобы выйти к Архангельску. Одни сразу набирали обороты, чтобы – поскорее, поскорее, поскорее! А другие экономничали на топливе с самого начала. В действиях кораблей проявлялся характер людей, плывущих на них…

В руках многих уже раскрылись Евангелия.

– Ну что ж! Нас бросили, предав, и предали нас, бросив. Теперь осталось уповать только на волю божию…

А на кораблях каравана, чтобы увеличить скорость, уже сбивали стопора с клапанов аварийности. Если раньше считалось, что корабль может дать максимум 13 узлов, то теперь, сорвав заводские пломбы на стопорах, механики выжимали из машин 15 узлов. Это был активный расчет человеческой психики: лучше взлететь на своих котлах, нежели ждать, когда в борт тебе немцы засобачат торпеду.

Неразбериха продолжалась… Им приказали рассредоточиться, но корабли по привычке тянулись друг к другу, боясь пустынности моря и страшного одиночества в беде. Слабый, естественно, старался примкнуть своим бортом к борту сильного. Но в жестокой борьбе за жизнь сильный не всегда вставал на защиту слабого. Идущие без дыма старались держаться подальше от кораблей дымивших. Между вчерашними соседями в ордере велась усиленная переписка по радио и семафору:

– Прошу разрешения присоединиться к вам.

– А какова ваша скорость, дружище?

– Обещаем идти на одиннадцати узлах.

– А у нас пятнадцать. Всего вам доброго…

Белея высоким мостиком, прошел и «Винстон-Саллен», гудя турбинами. При виде его сердце Сварта словно оборвалось.

– Эй, ребята! – заорал он в отчаянии. – Если вы почесали к дому, возьмите и меня с собой…

– Не дури, приятель! – отвечали ему оттуда. – Мы до первого русского порта…

Брэнгвин, стоя у руля, сказал штурману:

– Я жду, сэр.

Растерянный и подавленный, штурман отозвался:

– Нет, что ни говори, а улицу в Нью-Йорке переходить все-таки не так уж опасно… А чего вы ждете от меня, Брэнгвин?

– Мне нужен точный курс, сэр.

– Ах, да… верно. А какой у вас сейчас?

– Никакого! Вот сейчас на румбе сто восемнадцать… Устраивает?

– Ну, так и держите. Потом мы что-либо придумаем. Лишь бы двигаться. Как вы думаете, Брэнгвин, проскочим или нет?

– Если не будем дураками, сэр, – отвечал ему Брэнгвин. – Я недаром не люблю эти плавающие казармы. После линкоров всегда много пустых консервных банок, но толку от них не дождешься! Будем держаться курса к Новой Земле, хотя, между нами говоря, сэр, я не думаю, чтобы на скалах там было написано «Добро пожаловать!». Мне кажется, я перестану вибрировать, когда в Архангельске поднесу к губам первый стаканчик… «Ты жив, бродяга Брэнгвин!» – скажу я тогда себе и закушу чем-нибудь солененьким.

Он даже стал насвистывать, словно бросая вызов судьбе.

– Эй, – раздался снизу голос капитана, – какая сволочь насвистывает нам беду на мостике? Увижу – дам в морду…

– Не обращайте внимания, – посочувствовал штурман. – Вы же знаете, какой у нас кэп невоспитанный человек… Между нами говоря, он не умеет вести корабль в море. А жаргон его – это жаргон речника. Я подозреваю, что он взят конторой из принципа – хоть кота, если нет собаки… Не повернуть ли нам к норду?

– Зачем? – ответил Брэнгвин. – У нас курс в Россию, не будем вилять кормушкой слева направо… Проскочим!

Ночь они шли хорошо. Утром повстречали в океане советский транспорт «Донбасс». С палубы корабля им долго махали, что-то крича, американцы, спасенные русскими. Они, эти американцы, так и остались на борту советского транспорта. Забегая несколько вперед, сразу скажу: они останутся в живых.

* * *

Впрочем, из-за чего вся эта паника? Ведь крейсера и эсминцы ушли, оставив в охранении 12 судов конвойного типа. Кодекс военно-морской чести обязывал их сражаться с противником до тех пор, пока не опустеет последняя кассета с последней обоймой, пока палуба не уйдет из-под ног в море. Однако этот параграф кодекса был нарушен самим флагманом эскорта. Сначала он велел судам ПЛО и ПВО плыть самостоятельно, но, осознав, что сам остается в рискованном одиночестве, флагман тут же приказал им сомкнуться и конвоировать в Архангельск не транспорта, а лично его – флагмана! Обладая преимуществом в скорости, суда боевого прикрытия скрывались за горизонтом, получая «под хвост» залпы оскорблений от радистов покинутых ими кораблей:

– Эй вы, грязные писсуары с Пиккадили, снимите ордена, если они у вас имеются! Желаем вам свернуть свои дряблые шеи раньше, чем немцы сделают это с нами…

К чести моряков Англии, в конвое нашлись экипажи, до конца разделившие общую участь каравана. Но таких кораблей было немного. Незакатное полярное солнце освещало картину общего развала конвоя, еще вчера идущего в нерушимом ордере.

Утром немцы поняли, что теперь им бояться нечего. Первым был взорван английский транспорт «Эмпайр Байрон» с грузом танков. Он тонул, словно утюг, а из нижних отсеков наружу прорывало сдавленные вопли и рыдания – это уходили на грунт заживо погребенные, которым внутри корабля было никак не раздраить люков. Люди с «Байрона» прыгали за борт – иные, вскрикнув, тут же умирали от разрыва сердца, не выдержав резкого охлаждения, но мертвецы в надувных жилетах плавали вместе с живыми. Среди них выскочила из воды рубка субмарины, покрашенная столь искусно, что издали ее можно было принять за подтаявший айсберг. Высокий блондин, сопровождаемый матросом в блестящих крагах и с автоматом в руках, спустился на палубу подводной лодки и стал кричать на английских моряков: «Почему вы участвуете в этой войне? Зачем рискуете своей жизнью, доставляя танки проклятым большевикам? Кто у вас здесь капитан?..»

Капитана никто не выдал. Немцы удовольствовались тем, что забрали из воды инструктора по вождению танков типа «Черчилль», и снова погрузились.

После англичан был торпедирован американский транспорт «Карлтон». Обожженные при взрыве янки облепили понтоны, тут же производя перекличку команды, чтобы выяснить имена погибших. Понтоны сбились в кучу, а вокруг них долго кружила на циркуляции неисправная торпеда с подлодки. Круги, сначала широкие, становились все уже и уже. Один здоровенный негр схватил весло и заорал на торпеду в исступлении:

– Сейчас же прекрати свои дурацкие фокусы! Если ты станешь приставать и дальше, я тресну тебя веслом по рылу…

Кажется, бедняга принял торпеду за акулу. Или просто не знал, что на кончике «рыла» расположена самая опасная штука – детонатор! Выпустив облако зловонных газов, торпеда затонула, но зато рядом, в бурлении моря, производя шум лопающимися пузырями воздуха, всплыла подводная лодка. Американцы, уже наслышавшись о нравах немецких подводников, горохом посыпались с понтонов обратно – в обжигающую стужу, боясь, что их расстреляют из пулеметов. Но субмарина, лениво расталкивая обломки и чемоданы команды «Карлтона», медленно растворилась в дымке полярного утра.

– Не стоит задерживаться, – говорили немецкие подводники, – у нас еще очень много работы сегодня…

Качаясь на понтонах, американские моряки могли думать о своей судьбе что угодно, но они никак не предполагали, что впереди их ждет концлагерь и что многие из них еще будут завидовать тем, которые не отозвались на перекличке…

Разгром покинутого РQ-17 уже начался!

* * *

Невольно напрашивается вопрос: «Что это? Стратегическая ошибка?»

Но решение всех спорных вопросов мы относим к концу нашей книги. Сейчас же вперед, только вперед – за кораблями… Нельзя терять времени. Надо спешить.

…«Тирпитц» выдвигается на передний край войны.


 


1 | 2 | 3 | 4 | 5 | 6 | 7 | 8 | 9 | 10 | 11 | 12 | 13 | 14 | 15 | 16 | 17 | 18 | 19 | 20 | 21 | 22 | 23 | 24 | 25 | 26 | 27 | 28 | 29 | 30 | 31 | 32 | 33 | 34 | 35 | 36 | 37 | 38 |

Поиск по сайту:



Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав. Студалл.Орг (0.01 сек.)