АвтоАвтоматизацияАрхитектураАстрономияАудитБиологияБухгалтерияВоенное делоГенетикаГеографияГеологияГосударствоДомДругоеЖурналистика и СМИИзобретательствоИностранные языкиИнформатикаИскусствоИсторияКомпьютерыКулинарияКультураЛексикологияЛитератураЛогикаМаркетингМатематикаМашиностроениеМедицинаМенеджментМеталлы и СваркаМеханикаМузыкаНаселениеОбразованиеОхрана безопасности жизниОхрана ТрудаПедагогикаПолитикаПравоПриборостроениеПрограммированиеПроизводствоПромышленностьПсихологияРадиоРегилияСвязьСоциологияСпортСтандартизацияСтроительствоТехнологииТорговляТуризмФизикаФизиологияФилософияФинансыХимияХозяйствоЦеннообразованиеЧерчениеЭкологияЭконометрикаЭкономикаЭлектроникаЮриспунденкция

Многовалентность эмбриологической символики

Читайте также:
  1. Объяснение символики

Примечательно, что в обрядах посвящения тема возврата в зародышевое состояние встре­чается даже на высших уровнях культуры, на­пример, в даосских методах мистической пси­хологии. Действительно, «эмбриональное ды­хание» (тай-сы), играющее значительную роль в нео-даосизме, задумано как дыхание в замк­нутом цикле, подобно дыханию зародыша; адепт старается имитировать кровообращение и дыхание, идущие от матери к ребенку и от ребенка к матери. В Предисловии к «Тай-сы го-гу» («Ротовое эмбриональное дыхание») есть фраза, очень ясно объясняющая цель этой ме­тодики: «Возвращаясь к основе, к началу, мы прогоняем старость и вновь приходим в заро­дышевое состояние»51. Текст современного син­кретического даосизма выражает это в таких терминах: «Вот почему (Будда) Жу-лэ (= Татха­гата) в своем великом милосердии, открыл спо­соб (алхимический) получения Огня и научил людей вновь проникать в материнское чрево, чтобы переделать свою истинную природу»52.

Аналогичный мотив присутствует у запад­ных алхимиков: посвященный должен вернуть­ся в лоно своей матери и даже сожительствовать с ней. По Парацельсу, «тот, кто хочет войти в Царство Божье, должен вначале войти своим те­лом в свою мать и там умереть»53. «Возвращение в чрево» иногда представляют в форме инцеста с Матерью. Майки Майер пишет: «Дельфиний ясно говорит в своем трактате «Великая тайна» (Secretus Maximus) о Матери, которая должна по природной необходимости соединиться со своим сыном» (cum filio ex necessitatae naturae conjungenda)54. Очевидно, Мать символизирует природу в первозданном состоянии, первичную материю алхимиков. Таково доказательство мно­говалентности символики «возвращения в чрево», многовалентности, которая позволяет пересмат­ривать и трактовать ее бесконечно в различных духовных и культурных контекстах.

Равным образом можно найти другой ряд обрядов и мифов посвящения, связанных с сим­воликой гротов и горных пещер, отождествля­емых с чревом Матери Земли. Скажем только, что гроты много значили в доисторических посвящениях и что первозданная сакральность грота еще требует расшифровки в семантичес­ких модификациях. Китайский термин «дун», означающий «пещеру» получил значение «та­инственный», «глубокий», «трансцендентный», то есть стал эквивалентом тайн, открываемых при посвящении55.

Хотя сопоставление религиозных свиде­тельств, принадлежащих различным культурам и эпохам, вещь деликатная, мы сделали это потому, что считаем, что все они складываются в единую систему.

Посвящение при «Возвращении в чрево» прежде всего должно открыть неофиту состоя­ние эмбриона. Исходя из этого отправного мо­мента, развиваются различные формы посвя­щения, причем развитие это идет в разных на­правлениях и преследует разные цели. Так, став символическим «семенем», или «эмбрионом», неофит может: 1) вновь начать жизнь, исполь­зуя сохранившиеся нетронутыми свои возмож­ности (такова цель обряда «хиранъягарбха» и китайских методов эмбрионального дыхания, из того же исходят древние целители)56; 2) по­грузиться в сакральный Космос, управляемый Великой Матерью (как это происходит в обря­де Кунапипи); 3) достичь высшего состояния существования — духовного (то, что преследу­ет «упанаяма») или подготовить себя для учас­тия в сакральном (цель «дикша»); 4) основать совершенно иной способ существования — трансцендентальный, тождественный жизни Богов (цель западной и китайской алхимии), или получить освобождение (цель буддизма). Во всех этих феноменах звучит одна общая нота: допуск к сакральному и духовному все­гда представляется как эмбриональное зачатие и новое рождение. Все посвященные этой категории «рождены дважды», а в случае Кунапи­пи и «дикша» — «рождены» несколько раз. Сак­ральность, духовность и бессмертие выражены в образе, так или иначе означающем начало Жизни.

Очевидно, что начало Жизни всегда ощу­щалось первобытным человеком в космогони­ческом аспекте. Сотворение Мира является об­разцовой моделью создания всего живого. На­чинающаяся жизнь в абсолютном значении эквивалентна рождению Мира. Солнце, кото­рое каждый день погружается во мрак Смерти и первозданные воды, символ вечности и вир­туальности, также похоже на эмбрион в мате­ринском чреве, как неофит, спрятанный в хи­жине посвящения. Утром, когда встает Солн­це, Мир рождается вновь, как посвященный, выходящий из хижины. Возможно, что захоро­нения в позе эмбриона объясняются мистичес­кой связью между смертью, посвящением и «Возвращением в чрево». Эта связь в некоторых культурах привела к уподоблению посвящения смерти: тот, кто умер, рассматривался как при­нимающий посвящение. Но погребение в позе зародыша выражает надежду на возобновление жизни духовной, чего нельзя сказать о жизни в ее простых биологических проявлениях. Для первобытных людей жить — это участвовать в сакральности космоса. И этого достаточно, чтобы избежать ошибочного объяснения всех об­рядов и символов посвящения «Возвращения в чрево» — желанием продолжить исключитель­но биологическое существование. Чисто биоло­гическое существование — это сравнительно новое открытие в истории человечества, откры­тие, ставшее возможным только благодаря ра­дикальной десакрализации Природы. На уров­не бытия, которому посвящено наше исследо­вание, жизнь еще священная реальность. Нам кажется, что в этом кроется объяснение непре­рывности связи между древними символами и обрядами «нового рождения» в посвящении, духовного возрождения, долговечности и даже идеями бессмертия и абсолютной свободы в том виде, в каком мы их встречаем в историческую эпоху в Индии и Китае.

Приведенные нами примеры показывают, как сценарий возрастного посвящения может быть использован в обрядах, предназначенных для совершенно других целей. Эта многознач­ность понятна — речь идет о все более расши­ряющейся возможности приложения «модели», позволяющей «сделать» человека. Поскольку мальчика при посвящении, включающем «Воз­вращение в чрево», «делают» взрослым, то схожих результатов можно ожидать при любом «дела­нии», например, когда хотят «сделать» (то есть получить) долгожительство или бессмертие. В конце концов, приходят к отождествлению вся­кого «делания», идентифицируя всякую «дея­тельность» с космогонией. Достичь другого спо­соба существования — жизни Духа — равно­сильно второму рождению, становлению «нового человека». Наиболее ярким выражени­ем «новизны» является «рождение». Открытие Духа равнозначно появлению Жизни, а Жизнь — явление Мира, космогонии.

В диалектике, которая делает возможным все эти отождествления, угадывается чувство древнего человека, открывающего для себя жизнь Духа. «Новизна» этой духовной жизни, ее автономия не могут быть выражены лучше, чем в образах «абсолютного начала», образах, имеющих антропокосмическую структуру, свя­занных одновременно и с эмбриологией, и с космогонией.

 

 

Глава IV

ИНДИВИДУАЛЬНЫЕ ПОСВЯЩЕНИЯ И ТАЙНЫЕ

ОБЩЕСТВА

Схождение в Ад и героические посвящения

Часть предыдущей главы мы отвели обря­дам посвящения, включающим «возвращение в чрево», предполагающим символическое пре­вращение посвящаемого в эмбрион. Возвраще­ние в материнское чрево в любом контексте означает возвращение к Великой Матери Зем­ле. Посвященный вторично рождается в лоне «Матери Земли» (Terra Mater). Но, как мы упо­минали, существуют другие мифы и верования, в которых тема посвящения включает два но­вых элемента: 1) герой проникает в чрево Ве­ликой Матери Земли, не превращаясь в эмбри­он; 2) это предприятие связано для него со мно­жеством опасностей. Один полинезийский миф очень удачно иллюстрирует такой тип «возвра­щения». В конце жизни, полной приключений, Мауи, великий герой Маори, возвращается на родину к своему предку Хине-пуите-по, Вели­кой женщине (Ночи). Он находит ее уснувшей и, быстро освободившись от одежды, проника­ет в гигантское тело. Он проходит сквозь него без осложнений, но, когда он уже готов выйти и только половина его тела еще находится во рту женщины, сопровождавшие его птицы под­нимают шум. Внезапно проснувшаяся Ночь сжимает зубы, перекусывает героя пополам, и он умирает. Именно поэтому, утверждают Ма­ори, человек смертен; если бы Мауи удалось выбраться невредимым из тела своего предка, люди обрели бы бессмертие1.

Предок Мауи — это Мать Земля. Проник­нуть в ее чрево — значит спуститься в подзем­ные глубины, то есть в Ад. Таким образом, речь идет о «спуске в преисподнюю» (descensus ad inferos), то есть в такой ад, каким он описан, на­пример, в мифах и сагах античного Востока и Средиземноморья. Все эти мифы и саги в опре­деленной мере строятся как обряды посвяще­ния: спуститься живым в Ад, смело выступить против адских демонов и чудовищ — это то же, что пройти испытание при посвящении. Доба­вим, что подобные нисхождения в Ад героя во плоти являются специфическими элементами героических посвящений, цель которых — ов­ладение телесным бессмертием. Несомненно, мы имеем дело с мифологией посвящения, а не просто с обрядами, но для понимания религи­озного поведения мифы подчас имеют большую ценность, чем обряды. Потому что именно миф наиболее полно приоткрывает глубокие, подчас подсознательные желания религиозного чело­века.

В контекстах всех этих мифов Великая Мать-Земля проявляется преимущественно как Богиня Смерти и Госпожа мертвых—она пред­ставляет угрожающее и агрессивное начало. В погребальной мифологии обитателей островов Малекула устрашающая женская фигура, ко­торую зовут Темес или Лев-хев-хев, ждет душу умершего у входа в пещеру или у скалы. Перед ней на земле нарисован лабиринт, и при при­ближении умершего Женщина стирает поло­вину рисунка. Если умерший знал план лаби­ринта, то есть был посвящен, он легко находит дорогу; если же нет, то Женщина его пожира­ет2. Как известно из работ Дикона и Лейярда, цель многочисленных планов лабиринтов, на­рисованных на песке, — показать дорогу в жи­лище мертвых3. Иначе говоря, лабиринт пред­ставляет испытание в посвящении после смер­ти: он входит в число препятствий, которые должен преодолеть умерший или герой в сво­ем путешествии в загробном мире. Черта, ко­торую следует отметить,— это то, что лабиринт предстает, как «опасный проход» через внутренности Матери-Земли, проход, при котором душа умершего подвергается риску быть со­жранной Женщиной-чудовищем.

На Малекула есть и другие мифические фигуры, воплощающие угрожающий и опас­ный женский образ: например, «Женщина-краб» с двумя огромными клешнями4 или ги­гантская ракушка (Tridaona deresa), которая в открытом виде похожа на женский половой орган5. Эти устрашающие образы женской аг­рессивной сексуальности и материнской про­жорливости еще яснее подчёркивают сходство спуска в лоно Матери-Земли с обрядом посвя­щения. Карл Хентус показал, что многочислен­ные иконографические мотивы Южной Аме­рики представляют глотку Матери-Земли в виде «зубастого лона» {vagina dentata)6. Конечно, мифическая тема «зубастого лона» довольно сложная, и мы не собираемся ее здесь рассмат­ривать. Но важно отметить, что амбивалент­ность Великой Подземной Богини иногда вы­ражается в мифах и иконографически путем уподобления ее челюстей «зубастому лону». В мифах и сагах посвящения проход героя через внутренности Женщины-Гиганта и его выход через рот эквивалентны новому рождению.

Чтобы судить о различии, существующем между сценариями посвящения и мотивами, которые мы рассматриваем, достаточно вспомнить о том, как новичков закрывают в хижинах, имеющих форму морского чудовища: им пред­стоит быть проглоченными и попасть в живот чудовища, то есть «умереть»; быть переварен­ным в нем и получить новое рождение — когда чудовище их исторгнет, они родятся вторично. Но в группе мифов, которые мы сейчас рассмат­риваем, герой, живой и здоровый, проникает во внутренности чудовища или в живот Боги­ни (Мать-Земля или Богиня Смерти), и ему уда­ется выйти оттуда вознагражденным. По не­которым вариантам Калевалы, мудрый Вайня­мейнен предпринимает путешествие в страну мертвых, Туонелу. Дочь Туони, хозяина потус­тороннего мира, проглатывает его, но, попав в желудок гигантской женщины, Вайнямейнен строит лодку и, как объясняется в тексте, мощ­но гребет «от одного до другого конца желуд­ка». Великанша в результате вынуждена выплю­нуть его в море7. Другой финский миф расска­зывает о приключениях кузнеца Ильмаринена; девушка, за которой он ухаживает, соглашается выйти за него замуж, если он сможет прогулять­ся между редкими зубами старой колдуньи. Ильмаринен отправляется на поиски и находит колдунью, которая его проглатывает. Она пред­лагает ему выйти из ее рта, но Ильмаринен от­казывается. «Я сделаю собственную дверь», — отвечает он, и с помощью кузнечных инструментов, которые он по волшебству создает, он открывает желудок старухи и выходит наружу. В другом варианте условие, поставленное де­вушкой Ильмаринену, — поймать огромную рыбу. Но рыба его проглатывает. Он отказыва­ется выйти из нее и ведет себя в ее животе так, что рыба раскалывается8.

Эта мифическая тема очень широко рас­пространена, особенно в Океании. Достаточно вспомнить полинезийский вариант. Лодка ге­роя Нганаоа была проглочена китом, но герой схватил мачту и воткнул ее в рот чудовища, чтобы он оставался открытым. Затем он спус­тился в желудок кита, где обнаружил двух сво­их родственников еще живыми. Нганаоа раз­вел огонь, убил чудовище и вышел из его пас­ти9. Живот морского чудовища, как и тело подземной Богини, — это внутренности Земли, царство мертвых, Ад. В средневековой фантас­тической литературе Ад часто представлен в форме огромного чудовища, прототипом кото­рого, вероятно, является библейский Левиафан. Перед нами множество параллельных образов: живот Гиганта, Богини, морского чудовища, символизирующих чрево Земли, Космическую ночь, царство мертвых. Проникновение живым в это гигантское тело равнозначно нисхожде­нию в Ад, противостоянию испытаниям, пред­назначенным мертвым. Смысл посвящения при таком нисхождении в Ад очевиден: тот, кто со­вершил подобный подвиг, больше не боится смерти, он завоевал своего рода телесное бес­смертие — цель всех героических посвящений, начиная с Гильгамеша.

Но следует иметь в виду и другой момент: в потустороннем мире есть знание и мудрость. Хозяин Ада всеведущ, мертвые знают будущее. В некоторых мифах и сагах герой спускается в Ад, чтобы обрести мудрость и получить тайное знание. Вайнямейнен не мог закончить лодку, которую строил с помощью магии, потому что ему не хватило трех слов. Чтобы их узнать, он отправился к колдуну Антеро, гиганту, кото­рый долгие годы оставался в неподвижности, как шаман во время транса, так что из его пле­ча выросло дерево, а птицы свили гнезда в его бороде. Вайнямейнен свалился в рот Гиганта, и тот сразу его проглотил. Но, попав в желудок Антеро, он сделал себе железный костюм и при­грозил колдуну, что останется в нем до тех пор, пока не узнает магических слов, необходимых ему, чтобы достроить лодку10. То, что Вайнямей­нен предпринял во плоти, шаманы совершают во время транса: их дух покидает тело и спус­кается в иной мир. Это экстатическое путеше­ствие в потусторонний мир иногда представ­ляется как проникновение в тело рыбы или морского чудовища. По лапландской легенде, сын шамана разбудил своего отца, спавшего долгие годы, такими словами: «Отец, просыпай­ся и вернись из внутренностей рыбы»11. Зачем шаман предпринял столь долгое экстатическое путешествие, если не для того, чтобы получить тайное знание?


1 | 2 | 3 | 4 | 5 | 6 | 7 | 8 | 9 | 10 | 11 | 12 | 13 | 14 | 15 | 16 | 17 | 18 |

Поиск по сайту:



Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав. Студалл.Орг (0.003 сек.)