АвтоАвтоматизацияАрхитектураАстрономияАудитБиологияБухгалтерияВоенное делоГенетикаГеографияГеологияГосударствоДомДругоеЖурналистика и СМИИзобретательствоИностранные языкиИнформатикаИскусствоИсторияКомпьютерыКулинарияКультураЛексикологияЛитератураЛогикаМаркетингМатематикаМашиностроениеМедицинаМенеджментМеталлы и СваркаМеханикаМузыкаНаселениеОбразованиеОхрана безопасности жизниОхрана ТрудаПедагогикаПолитикаПравоПриборостроениеПрограммированиеПроизводствоПромышленностьПсихологияРадиоРегилияСвязьСоциологияСпортСтандартизацияСтроительствоТехнологииТорговляТуризмФизикаФизиологияФилософияФинансыХимияХозяйствоЦеннообразованиеЧерчениеЭкологияЭконометрикаЭкономикаЭлектроникаЮриспунденкция

Три основных вида суждения и их специфические особенности

Читайте также:
  1. I. Разбор основных вопросов темы.
  2. I. Разбор основных вопросов темы.
  3. II. Национальные особенности менеджмента.
  4. II. Особенности продажи отдельных видов недвижимого имущества
  5. III ОСНОВНЫЕ ОСОБЕННОСТИ ПРОЕКТА КОНСТИТУЦИИ
  6. III. Общие и специфические особенности детей с отклонениями в развитии.
  7. III. Описание основных целей и задач государственной программы. Ключевые принципы и механизмы реализации.
  8. S: Особенности этапа, характеризуемого пятой звездой качества
  9. V. Описание основных ожидаемых конечных результатов государственной программы
  10. V. Особенности оказания отдельных видов услуг(выполнения работ)
  11. V. Особенности осуществления спортивной подготовки по отдельным спортивным дисциплинам по виду спорта альпинизм
  12. V.6 Особенности выдачи и погашения отдельных видов банковских ссуд

Суждения многообразны, как многогранно мышление, отражающее многообразие мира. Логика разделяет суж­дения на различные однородные группы. Мы остановим внимание лишь на следующих трех видах: суждение-со­общение, суждение-вопрос, суждение-побуждение. Этим трем основным видам суждений соответствуют три основ­ных вида предложений: повествовательное, вопроситель­ное и побудительное 1. Суждение — это процесс постиже-

1 В порядке обсуждения автор пытается обосновать точку зрения, что вопрос и побуждение можно считать специфическими формами суж­дения.— Ред.

ния предмета мыслью. Различные формы суждения — от­дельные звенья, моменты этого процесса.

Суждение-сообщение устанавливает 'наличие или отсут­ствие некоторого признака, свойства, состояния, отноше­ния у предмета или явления. Субъектом этого суждения является мысль о каком-либо предмете, а предикатом — мысль о признаке, состоянии, свойстве и отношении. Эти суждения можно разбить на два вида: 1) суждения как утверждение или отрицание какого-либо признака, свой­ства и т. д. у предмета мысли; 2) суждения, в которых только предполагается наличие или отсутствие признака и т. д. у предмета. Эти суждения в логике называются до­гадками. предположениями, проблематическими сужде­ниями. Мы их будем называть вероятными суждениями, отличая их от суждений о реальной возможности и реаль­ной вероятности. Так, суждение «вероятность встречи явления А и В равняется половине» является в нашем смысле не суждением 'вероятности, а суждением о вероят­ности, т. е. обычным суждением, в котором нечто утвер­ждается или отрицается.

В вероятных суждениях связкой является не утвержде­ние или отрицание, а особая форма связки, включающая в себя и утверждение и отрицание. Вероятное суждение не является ни утвердительным, ни отрицательным. Каж­дое вероятное суждение одновременно и утверждает и от­рицает наличие какого-либо признака: «S вероятно Р». Отрицание этого суждения даст 'не новое суждение ве­роятности, а отрицательное суждение — «5 не есть Р». В результате отрицания вероятного суждения изменяется качество* связки, а именно связка вероятного суждения заменяется отрицательной связкой. Это еще раз подтвер­ждает положение, что вероятность в данном случае есть форма связки в суждении.

Как мы уже сказали, особенность вероятной связки состоит в том, что в ней утверждение сопряжено с одно­временным отрицанием, утверждение как бы борется с отрицанием: «вероятно» — это значит может быть есть, а может быть не есть.

Вероятность выражает степень нашего познания связей явлений, она свидетельствует о том, что достоверно нам неизвестно, существует ли или не существует та связь яв­лений, которая утверждается в нем. Вероятность возни­кает вследствие недостаточности нашего знания связи


явлений на данной ступени развития познания, в этом смысле вероятность в нашем суждении свидетельствует о наличии определенного субъективного момента. Мысля­щий субъект 'предполагает наличие связи, в существова­нии которой он твердо не убежден.

Но из этого отнюдь не следует, что вероятность, проб­лематичность суждения чисто субъективна и не имеет ни­каких объективных основ, не отражает объективный мир и связи, существующие в нем. В определенном смысле в отношении вероятного суждения также можно говорить о его соответствии или несоответствии действительности, а следовательно, его истинности или ложности. Высказы­вание о вероятности того или иного события (той или иной связи явлений) в истинном суждении основывается на объ­ективных предпосылках, на реальной возможности. Так, например, суждение «в забеге на 100 м, вероятно, первым окажется спортсмен Петров» будет ложным, если известно, что спортсмен Петров вообще в нем не участвует или этот забег не состоится, или Петров не имеет никаких реальных данных, чтобы победить. А это значит, что вероятность также может или соответствовать или не соответствовать действительности, т. е. быть или истинной (истина как вероятность) или ложной.

В некоторых формах умозаключения вероятное сужде­ние выступает в качестве обосновывающего знания (в не­которых формах аналогии и неполной индукции), а это означает, что такое суждение отражает действительность с той или иной степенью точности.

Суждение вероятности, поскольку с. ним имеют дело многие отрасли современной науки (физика и др.), при­влекает все большее внимание философов и логиков. На существовании этих суждений пытался и пытается спеку­лировать современный логический позитивизм, в недрах ко­торого возникло направление — «логика вероятностей», адептами ее являются Мизес, Рейхенбах. Представители этого 'направления суждениям вероятности придают значе­ние первоначальных и основных, а достоверные суждения считают производными, специальными. Достоверное суж­дение рассматривается этой логикой как частный, предель­ный случай вероятного суждения '.

1 Так, например, Рейхенбах пишет: «Научная философия, напро­тив, отказывается принять какое-либо знание физического мира, как эбсолютно определенное. Ни отдельные явления, ни законы, контро-

Сведение всех эмпирических суждений к суждениям вероятности сопровождается у современных позитивистов отрицанием какой-либо их объективной значимости. Сна­чала все суждения объявляются вероятными (достовер­ность—крайний случай вероятности), а потом отрицают соответствие суждения вероятности какому-либо объекту.

Суждение вероятности отражают те же самые объекты действительности, что и достоверные суждения, вероят­ность в суждении есть средство познания объективного мира, способ выражения результатов познания объекта на данном уровне развития знания. Вероятное суждение не дает завершенную истину, но оно путь к ней. Не истин­ность подчинена вероятности, а вероятность является од­ной из форм достижения достоверного знания. Высказы­вание вероятного суждения имеет большое значение в науке. Так, характер вероятного суждения носит основное положение всякой научной гипотезы. Но наука не оста­навливается на формулировании вероятных, проблемати­ческих, суждений, она стремится получить достоверное знание о закономерных связях явлений.

Вероятное и достоверное суждения взаимосвязаны'друг с другом, в процессе развития нашего знания одно сужде­ние переходит и становится другим. Так, вероятное сужде­ние переходит в достоверное, когда гипотеза под­тверждается.

Для суждения вероятности не безразлично, какое суж­дение приходит на смену ему: утвердительное или отрица­тельное. Когда на смену суждению вероятности приходит утверждение, то это означает его подтверждение. Утверди­тельное суждение не отрицает истинность вероятного, а развивает ее, превращает ее из вероятной в достоверную.

Достоверное суждение «5 есть Р» развивает и подтвер­ждает истинность суждения «S вероятно Р», а суждение «S не есть Р» отрицает истинность его.

Достоверное суждение (или совокупность их) служит основанием для высказывания нового вероятного, пробле­матического, суждения. Нередко в процессе умозаключе-

лирующие их, нельзя установить с достоверностью. Принципы логики и математики представляют единственную область, в которой достовер­ность достижима, но эти принципы являются аналитическими и пу­стыми. Достоверность неотделима от пустоты: нет синтетического ап­риори» (Н. Reicheneach, The Rise of Scientific Philosophy, 1951, p. 304). Такого же взгляда придерживается, как мы уже показали, Айер.


ния из достоверных посылок мы получаем в выводе только вероятное суждение (например, умозаключения по анало­гии и неполной индукции); таким образом, достоверные суждения служат основанием для вероятных, которые тре­буют проверки и доказательства.

Различие между достоверными и вероятными сужде­ниями не абсолютно. Всякое суждение как развивающаяся мысль содержит некоторый элемент вероятного, при­близительного. Агностицизм и релятивизм субъективист­ски понимают самое вероятность, отрицая ее объективное содержание, превращая все наше познание в целом в ве­роятное, по их мнению, чисто субъективное.

Решая вопрос об истинности или ложности суждения вообще и в особенности вероятного суждения, мы не дол­жны вырывать его из той системы суждений, в которой оно возникало в действительном научном познании. Веро­ятное суждение, возникшее в процессе развития познания, включает в себя в той или иной форме те достоверные суж­дения, на базе которых оно возникло, а это значит, в нем есть уже достоверные моменты. Так, например, в сужде­нии «эта соляная кислота, полученная из поваренной соли, вероятно, слабо концентрирована» не все подвер­гается сомнению, а только та часть его, в которой гово­рится о слабой концентрации.

Так как суждение вероятности высказывается нами для того, чтобы пойти в познании дальше того, что достоверно установлено, то познавательная ценность, а значит и ис­тинность, его не уступает познавательной ценности пред­шествующих достоверных суждений. Так как истина — это процесс отражения действительности, то в этом процессе проблематическое суждение занимает одно из централь­ных мест.

Вероятное суждение непосредственно связано с другой формой суждения — вопросом. Предполагая что-либо в предмете, мы ставим проблему, задачу исследования, ко­торая решается в дальнейшем развитии суждения. На базе утверждений (отрицаний) и предположений рожда­ются вопросы, толкающие исследователя на выявление новых сторон, свойств в предмете.

Вопрос вытекает не только из предположений, но и из других форм суждений — сообщений. Например, форму­лируя разделительное суждение: «Л есть или В, или С», тем самым и ставят вопрос: «Что есть Л?». Традиционная

логика исключала вопрос из сферы суждения, а вместе с тем нередко из логики вообще.

Среди советских логиков резко противопоставляет во­прос и суждение профессор П. С. Попов '.

П. В. Таванец в отличие от П. С. Попова признает на­личие суждения, утверждения или отрицания, в вопросе, хотя и не считает его суждением. Академик В. В. Вино­градов, подходя к этой проблеме со стороны лингвистики, также отходит от традиционной логики и в трактовке ло­гической природы вопросительных предложений и их от­ношения к суждению 2.

Спорить о том, является ли вопрос формой суждения или самостоятельной формой мысли, может быть, беспо­лезно, ибо все зависит от того, что мы будем понимать под суждением. Можно дать очень узкое определение суждения, исключив из него не только вопрос и побужде­ние, но и вероятные суждения, в которых утверждение и отрицание не носят чистого, непосредственного характера.

Более широкое толкование суждения, включающее в себя вопрос и другие формы мысли, имеет предпочтение перед узким истолкованием его не только в том смысле, что вопрос тем самым включается в сферу логических ис­следований, но, как нам представляется, и в том, что со­здаются предпосылки для более глубокого понимания как связей вопроса с другими формами суждения, так и по­нимания его специфики. Нередко исключение вопроса из суждения связывалось с отрицанием того, что вопрос

* См. П. С. Попов, Суждение и предложение, «Вопросы синтак­сиса современного русского языка», Учпедгиз. М 1950, стр 20, 21.

а Примечательно следующее его высказывание: «Вопросительные предложения, выражающие запрос или требование определить то или иное действие, событие, предмет и т. п. с точки зрения качества, коли­чества, времени и т. д., бывают очень различны по содержанию, по форме и по своим модальным значениям. Основные их типы чредполагают наличие лежащего в основе их суждения (хотя и с не вполне опреде­ленным предикатом). Многие типы вопросительных предложений фак­тически выражают утверждение или отрицание..

Ведь и в вопросе что-то высказывается, сообщается и понимается. Вопрос тоже может быть истинным и ложным. Каждый вопрос исхо­дит из ряда допущений, которые являются или истинными, или южными. Искомый предикат в вопросе не раскрыт. Но и в прямом вопросе содер­жатся свернутые (имплицитные) или неопределенные предикаты обеспечивающие самую возможность указать на искомый предика-'-' (В. В. Виноградов, «Синтаксис русского языка» акад А А Шахмчтс'» «Вопросы синтаксиса современного русского языка», стр. 84)

Мышление


является формой отражения действительности, формой по­знания объективной истины. Общность вопроса с тем, что по традиции называется суждением, на наш взгляд, более существенна, чем отличие их друг от друга.

Иногда утверждают, что включение вопроса в сужде­ние стирает специфику мысли-вопроса. Но это не так. Включение мысли-вопроса в суждение не только не сти­рает особенностей вопроса, но создает все возможности для выяснения этих особенностей, выяснения как связей, так и отличий вопроса от других форм суждений.

В истории логики были попытки включения вопроса в суждение, но они были неудачны. Во-первых, они основы­вались на идеалистическом истолковании суждения во­обще и вопроса в частности, а во-вторых, искажали сущ­ность и структуру самого вопроса.

Мы считаем, что мысль-вопрос имеет все общие при­знаки суждения. Во-первых, мысль-вопрос является фор­мой отражения действительности; содержанием вопроса, как и других форм суждения, в конечном счете является объективный мир. Во-вторых, вопрос, как и всякая другая форма суждения, может быть истинным или ложным. Хотя, разумеется, истинность или ложность вопроса отли­чается от истинности или ложности суждений-сообщений. В-третьих, вопрос, как и всякое другое суждение, пред­ставляет собой некоторую связь мыслей, отражающую объективно существующие связи явлений действительно­сти. В-четвертых, всякий вопрос имеет субъектно-преди-катную форму, т. е. всякий вопрос имеет субъект, преди­кат и связку. Наконец, мысль-вопрос реально существует, как и суждение вообще, в форме предложения.

На основе этого мы рассматриваем мысль-вопрос как одну из многообразных форм, ступеней в развитии сужде­ния. Но ограничиться вскрытием общего, что есть у вопро­са с другими формами суждения, нельзя, необходимо еще выяснить специфику вопроса, как формы суждения, ее от­личие от других форм, в особенности от суждения-сооб­щения; это сделать тем более необходимо потому, что еами мысли-вопросы многообразны.

В отличие от суждения-сообщения основное назначение суждения-вопроса состоит не в сообщении готовой мысли, а в стремлении говорящего выяснить нечто, побудить со­беседника или себя к сообщению и развитию мысли. Но так как вопрос не может производиться без всякого осно-

вания, без какого-либо предшествующего знания, то в со­держании вопроса можно выделить две части, тесно свя­занные между собой. -

Основу всякого вопроса составляет суждение-сообще­ние, которое является базой вопроса, трамплином для | того прыжка в знании, который намечается вопросом. Так, например, вопрос «на какой улице в Москве находится музей изобразительных искусств имени А. С. Пушкина?» основывается на суждении-сообщении «музей изобрази­тельных искусств имени А. С. Пушкина находится в Мо­скве». Но суждение-вопрос содержательнее этого сужде­ния-сообщения, ибо оно содержит в себе еще запрос о чем-либо (побуждение в удовлетворении потребностей в определенных сведениях). При этом в суждении-вопросе указывается: какие элементы мысли являются неизвест­ными, в каком направлении будет дальше развиваться суждение-сообщение.

Эти два момента в суждении-вопросе: суждение-сооб­щение и запрос, находятся в такой взаимной связи, что только присутствие обоих их дает мысль-вопрос. Если не будет суждения-сообщения, лежащего в основе вопроса, то нельзя построить никакого вопроса, а при отсутствии запроса о чем-либо смешно говорить о мысли-вопросе. В нашей литературе имеется тенденция при анализе мыс-.ли-вопроса обращать внимание только на запрос, как на наиболее характерную и специфичную часть вопроса. Ко­нечно, запрос создает оригинальность этой формы мысли,

•но при анализе мысли-вопроса мы должны брать ее в це­лом, как она в действительности существует. Обращая внимание только на один запрос, нельзя понять сущности суждения-вопроса.

Один запрос «куда?» так же не составит мысли вопро­са, как «туда» — суждения-сообщения. Запрос «куда?» образует некоторую законченную мысль-вопрос только тогда, когда известно, куда спешишь, идешь, едешь и т. д.

-Одно «куда?» не мысль-вопрос, а вопросительное слово в словаре.

В вопросительных предложениях для выражения за­проса используются специальные грамматические и логи­ческие средства, как-то: вопросительные местоимения и частицы, особый порядок слов в предложении, своеобраз­ная вопросительная интонация.


Лингвисты обыкновенно делят вопросы на два типа:

1) местоименные и 2) неместоименные. Первые «побу­ждают собеседника к такому ответу, который расширяет знание вопрошающего, сообщает о том, чего не содержится в вопросе. На этом основании эти вопросы называются исследовательскими, познавательными.

Неместоименные вопросы называются так потому, что в них не входят вопросительные местоимения. Роль этих вопросов — проверить то, что известно. Ответы на эти во­просы не расширяют познания вопрошающего: это — утверждение или отрицание (да или нет). Эти вопросы называются также подсказывающими: все содержание от­вета дано в вопросе. Так называемые «полные ответы» во­прошаемого могут создать иллюзию знаний.

Вопрос выражается или частицами (ли, разве, не­ужели) или одной интонацией» '.

Против лингвистического деления вопросов на место­именные и неместоименные трудно что-либо возразить. Однако никак нельзя согласиться с тем, что одни носят исследовательский характер и побуждают собеседника к ответу, расширяющему знание, а другие не расширяют знания вопрошающего, а только проверяют его. В дей­ствительности, всякий вопрос побуждает нас к ответу, рас­ширяющему наше знание. Когда мы спрашиваем: «Пой­дете ли вы сегодня в лес?», то в этом вопросе не содержит­ся какой-то один определенный ответ. Если бы ответ был полностью известен в самом вопросе, то необходимость в вопросе отпала бы, он был бы излишен. На данный кон­кретный вопрос может быть не два, как утверждает Пе-терсок, ответа (или пойду, или не пойду), а по крайней мере три: «он пойдет сегодня в лес», «он не пойдет се­годня в лес», «он, вероятно, пойдет сегодня в лес», и спра­шивающему совершенно неизвестно, какой из этих трех ответов он получит. Следовательно, ответ на поставлен­ный вопрос и в данном случае расширяет познание вопро­шающего, дает конкретный ответ, который не был изве­стен ему.

Деление вопросов на местоименные, и неместоименные является лингвистическим, а не гносеологическим, оно дает возможность уяснить особенности грамматической.

1 М. Н Петерсон, Лекции по современному русскому литератур­ному языку, М. 1941, стр. 94—95.

структуры вопросительного предложения, а не логической структуры суждения-вопроса и его место в процессе по­знания.

Формы вопроса и функции его многообразны. В разных вопросах вопросительность имеет различный характер. На примере неместоименных вопросов можно показать, на­сколько разнообразны они по своей семантике.

Вопрос может носить нейтральный характер. Тогда спрашивающий в равной мере ожидает как утвердитель­ный, так и отрицательный ответ. («Он поехал в Ленин­град?») Но этот же самый вопрос спрашивающий может посредством интонации поставить так, чтобы чувствова­лось, какой ответ он больше ожидает: утвердительный или отрицательный. Тогда вопрос из нейтрального превратит­ся в предположительный. В удостоверительном вопросе. («Значит, он уехал в Ленинград?») ожидается подтвер­ждение, хотя и не исключается отрицание.

В вопросительных восклицаниях («Как можно так ут­верждать?») и в различных формах псевдовопросов (удивлениях: «Неужели это может случиться?», риториче­ских вопросах: «Какой капиталист откажется от получе­ния прибыли?») собственно вопроса становится все мень­ше; в риторическом вопросе нет запроса, вопрос сохра­няется как форма, придающая суждению-сообщению особую эмоциональную окраску.

Таким образом, мы видим, что различные формы во­проса по своей семантике дальше или ближе стоят к суж­дению-сообщению, выполняя различные функции в мы­шлении.

С логической точки зрения, все вопросы можно разде­лить на две группы: 1) суждение-вопрос, в котором запрос входит как элемент предиката; 2) суждение-вопрос, в ко­тором запрос составляет связку суждения.

Разберем логическую структуру первого вида сужде­ния-вопроса. Его отличие от суждения-сообщения состоит в том; что он в предикате содержит запрос, напри­мер, «куда уехал вчера твой брат?». В основе этого вопро-. са лежит суждение-сообщение «твой брат вчера уехал». «Твой брат» — S, «вчера уехал» — Р, связка утвердитель­ная «есть». В этом суждении вопрос «куда?» относится к «уехал», он показывает, в каком направлении будет раз­виваться предикат суждения-сообщения «уехал». Поэто­му структура суждения-вопроса «куда уехал вчера твой

11* Мышление 309


брат?» представляется следующим образом: «Твой брат» — 5 «вчера уехал куда?» — Р, связка — утверди­тельная — «есть», а само суждение можно выразить так:

«Твой брат вчера уехал куда?». Как видно, специфичность данного суждения-вопроса и его отличие от суждения-со­общения, лежащего в его основе, состоит в своеобразии предиката, в котором содержится не только мысль о тех признаках, свойствах, состояниях, действиях предмета, наличие или отсутствие которых уже установлено в пред­мете, но и направленный запрос о свойствах, состояниях и т. д. предмета, наличие или отсутствие которых не опре­делено у предмета.

Л. Д. Гржегоржевский ' называет тот член вопроса, который требует изъяснения в ответном предложении, изъясняемым, а вопрос, указывающий направление изъ­яснения, — неизвестным изъясняющим членом. В нашем примере «уехал» — изъясняемый член, а «куда?» — неиз­вестный изъясняющий член, который играет основную роль в развитии суждения, в образовании нового суждения-сообщения. В суждении-сообщении, полученном в резуль­тате ответа, вопрос (неизвестный изъясняющий член) за­меняется определенным признаком, свойством, состояни­ем, отношением и т. д..(известным изъясняющим членом). На наш вопрос можем получить ответ: «Мой брат уехал вчера на дачу».

Суждение-вопрос богаче и содержательнее суждения-сообщения, лежащего в его основе, но беднее по содержа­нию нового суждения-сообщения, полученного в резуль­тате ответа на вопрос.

1. «Твой брат вчера уехал»—первое суждение-сообщение, на основе которого строится вопрос.

2. «Твой брат вчера уехал куда?» — суждение-вопрос. В предикате появляется вопрос «ку­да?», который относится к «уехал» и показы­вает направление развития предиката.

3. «Твой брат вчера уехал на дачу» — новое суж­дение-сообщение, полученное в результате от­вета на вопрос. «Куда?» в предикате заменяет­ся указанием конкретного места («на дачу»).

1 См. Л. Д. Гржегоржевский, Краткий очерк сочетания вопроси­тельных предложений с двумя и тремя «неизвестными» членами и про­исходящих от этих вопросительных ответных предложений с двумя и тремя «неизвестными» и «известными» членами, Спб. 1913.

Из сравнения этих трех суждений можно уяснить ме­сто суждения-вопроса в развитии нашего знания. Путем суждений-вопросов происходит движение от одного суж­дения-сообщения, менее конкретного и содержательного, к другому, более конкретному и содержательному. С по­мощью вопросительного местоимения ставится вопрос о любом интересующем нас элементе мысли, отражающем определенные явления действительности.

Суждения с вопросом в предикате, могут быть выра­жены в предложении и без местоимений. Запрос может выражаться другими средствами, например логическим ударением, интонацией: «Твой брат вчера уехал на дачу?». В основе этого вопроса лежит суждение-сообще­ние «твой брат вчера уехал». Кроме того, спрашивающему известно также, что он может уехать на дачу. Следо­вательно, данное суждение-вопрос строится на более содержательном знании, чем вопрос «Куда уехал вчера твой брат?», а потому и сам вопрос конкретнее. Струк­туру этого суждения-вопроса можно представить так:

«Твой брат» — S, «вчера уехал на дачу?» — Р, связка — утвердительная — «есть». В этом суждении тоже в предикате запрос, причем более конкретный, чем «куда?», ибо высказывается предположительно место, куда он мог уехать. Проанализируем четыре суждения:

1) «Твой брат вчера уехал».

2) «Твой брат вчера уехал куда?»

3) «Твой брат вчера уехал на дачу?»

4) «Твой брат вчера уехал на дачу». Для формирования суждения-вопроса (3) недостаточ­но суждения-сообщения (1). Чтобы спрашивать, на дачу ли уехал некто, нужно знать о существовании такой воз­можности. Следовательно, суждение-вопрос (3) конкрет­нее и содержательнее суждения-вопроса (2).

Все четыре суждения отличаются друг от друга только предикатами, в двух суждениях в предикатах вопросы: в одном (2) абстрактный вопрос (куда?), в другом конкрет­ный (на дачу?). Один вопрос выражается в форме место­именного вопросительного предложения, а другой — неме­стоименного вопросительного предложения. С точки зре­ния логической структуры, они почти не отличаются друг от друга, нельзя называть один исследовательским, а дру­гой подсказывающим. Оба они требуют такого ответа, ко­торый не содержится и не может содержаться в самом

•и **


вопросе. Суждение-вопрос (3) хотя более конкретно, но и на него могут быть различные ответы, которых не предпо­лагает спрашивающий. На вопрос: «Твой брат уехал вчера на дачу?», можно ответить: «Нет, в командировку в Ле­нинград».

Как абстрактный, так и конкретный вопрос можно ста­вить о любом элементе мысли-суждения: «Твой брат вчера уехал на дачу?», «Вчера уехал твой брат на дачу?», «Твой брат уехал вчера на дачу?». Эти суждения-вопросы отли­чаются друг от друга теми суждениями-сообщениями, ко­торые лежат в их основе. Так, в основе суждения-вопроса «вчера уехал твой брат на дачу?» лежит суждение «твой брат уехал на дачу», а не «твой брат вчера уехал».

Вопрос в суждении может быть только в предикате, но не в субъекте. На первый взгляд может показаться, что в суждениях: «Твой брат уехал вчера на дачу?» или «Кто уехал вчера на дачу?», вопрос заключен в субъекте сужде­ния. Но это только кажется, в действительности же и во­прос, и ответ на него не могут находиться в субъекте. Для доказательства проанализируем суждение «кто вчера уехал на дачу?». В основе этого суждения-вопроса лежит суждение-сообщение «уехал вчера на дачу». Субъектом этого суждения является «уехал» (или «отъезд», а преди­катом «вчера на дачу». Структуру суждения «кто вчера уехал на дачу?» можно представить так: «уехал» — субъ­ект, а «вчера на дачу кто?» — предикат. В суждении «твой брат вчера уехал на дачу?» вопрос «твой брат?» также входит в предикат. Ответы на эти вопросы также.войдут в предикаты.

Так как суждение (4) образовалось в результате отве­та- на вопрос «кто уехал на дачу?», то ответ «твой браг» входит не в содержание субъекта, а в содержание преди-

ката суждения. На этом примере мы еще раз можем убе­диться в том, что субъект и предикат суждения подвижны, что анализировать структуру суждения надо в системе знаний, а не изолированно. Можно по-разному предста­вить структуру одного и того же суждения «твой брат уехал вчера на дачу». Субъектом этого суждения можно считать и «твой брат» и «уехал», в зависимости от того, как образовалось это суждение, в результате ответов на какие вопросы.

Ответ на вопрос всегда составляет элемент предиката, а это значит, что и сам вопрос относится к нему. Вообще всякое суждение-сообщение образовалось в результате ответа на какой-то вопрос, и структуру его можно понять, зная, как образовалось это суждение, т. е. анализируя си­стему суждений.

С развитием суждения происходит развитие как преди­ката, так и субъекта. Собственно предикат суждения дол­жно составлять только то, что получено в результате отве­та на последний вопрос, именно то новое, что получено в результате ответа на этот вопрос, а то, что было получено как ответ на предыдущие вопросы, переходит в субъект. Поэтому с обогащением предиката суждения обогащается и субъект.

1) «Твой брат — уехал».

~S~~ Р

2) «Твой брат уехал — на дачу».

"— s~~~~~ ^~Р

3) «Твой брат уехал на дачу — вчера».

5~' ~~Р 4) «Твой брат вчера уехал на дачу — с сыном».

"~ ~S~ ~ Р

Когда в результате ответа на вопрос получен новый предикат, то предикат предшествующего суждения пере­ходит в субъект. Предикат — это новое в суждении.

«На дачу» — этот предикат утверждается не просто о твоем брате, а об уехавшем твоем брате, а «вчера» — этот предикат утверждается о твоем брате, уехавшем на дачу. Предшествующее суждение представляет собой субъект нового суждения. В этом смысле и можно гово­рить, что всякое суждение сложно, ибо субъект всякого


суждения представляет собой свернутое предшествующее суждение.

Многие лингвисты говорят о так называемых сверх-фразных единствах—периодах, выделяемых красной строкой, разделах, параграфах, главах и даже целых про­изведениях '. Эти сверхфразные единства выражают ка­кую-то цельную мысль; анализируя эту мысль, мы можем найти в ней и свой субъект и свой предикат, которые бу­дут сами состоять из ряда суждений. Но эту мысль мож­но выразить и одним суждением, которое объединяет группу суждений в одно целое. Например, имеется группа суждений, каждое из которых получено самостоятельно, в результате наблюдения за предметом: «Летит». «Само­лет». «Реактивный». «На Восток». «Советский». Эти суж­дения можно потом объединить в одно, подводя итог наблюдению: «Советский реактивный самолет летит на Восток». Здесь как субъект, так и предикат состоят из суждений. Так можно рассматривать любое суждение.

В другом типе суждения-вопроса запрос образует связку суждения. Сюда входят неместоименные вопросы, которые в лингвистике еще называются общими. Общими они называются именно потому, что относятся к предло­жению в целом, т. е. касаются основного акта предикации, в отличие от частных, когда вопрос касается только части предиката. Например: «Твой брат уехал вчера на дачу?». Структура этого суждения отличается как от суждения-сообщения, так и от рассмотренных выше суждений-вопро­сов. От суждения-сообщения она отличается тем, что целью этого суждения является не сообщение какой-то

1 «Несомненно, однако,—пишет Л. А. Булаховский,—что даже фраза не есть то наибольшее целое, в котором сознанию обнаруживаются словесные массивы. Если не говорить о таких наибольших словесных организациях, какими являются целые произведения слова — статьи, повести, романы и под., внешнее оформление которых тоже должно быть подчинено некоторому единству в содержании и в избираемой форме (разбивка на части, их заглавия и под),— то нужно учитывать во вся­ком случае наличие тех больших, чем фразы, но еще обыкновенно отчетливо схватываемых единств словесного выражения, в которых на­лицо бывают конкретные приметы синтаксического характера,— так называемые сверхфразные единства. Практика издавна считается с их существованием. Их внешним выражением на письме служит красная строка, отделяющая одно такое единство от последующего; однако до­статочно часто встречаются и такие сверхфразные единства, когда и красная строка оказывается знаком лишь внутреннего членения боль­шего единства» (Л. А. Бцлаховский, Курс русского литературного языка, т. I, изд. 5, Киев 1952, стр. 392).

определенной мысли, а запрос. В отличие же от суждений-вопросов, с которыми мы имели дело раньше, в этом суж­дении предикат определен («уехал вчера на дачу»), в нем нет вопроса. Вопрос ставится не о каком-то отдельном эле­менте предиката (никакого нового элемента мысли в пре­дикате не предполагается вопросом), а о связке сужде­ния — будет ли она утвердительной или отрицательной. На вопрос «твой брат уехал вчера на дачу?» возможны ответы суждения-сообщения: «Да, мой брат уехал в^ера на дачу» и «нет, мой брат не уехал вчера на дачу», и «вероятно, мой брат уехал на дачу». В одном суждении связка утвердительная, в другом — отрицательная, а в третьем — вероятная.

Таким образом, в процессе развития суждения, в пере­ходе от вопроса к ответу вопросительная связка перехо­дит или в утвердительную, или в отрицательную, или в вероятную.

Связка-вопрос — специфическая форма связки, отли­чающаяся не только от утверждения или отрицания, но и от вероятной связки. Существовало мнение ', согласно которому вопрос идентичен проблематическому, вероят­ному суждению. Например, вопрос «твой брат уехал вчера на дачу?» и суждение «твой брат, вероятно, вчера уехал на дачу?» якобы ничем не отличаются друг от друга. В действительности же дело обстоит не так, это два раз­ных суждения, хотя и близких друг другу. Целью одного суждения является сообщение о вероятности совершения какого-либо события, целью же второго — запрос, стрем­ление точно установить, совершилось ли данное событие или нет. Причем вероятное суждение служит основой данного суждения-вопроса, и его можно получить в ответе, когда вопрошаемый знает об этом событии столько же, сколько спрашивающий.

Сам вопрос-суждение содержательнее этого ответа, ибо, предполагая данное суждение, оно включает еще за­прос, стремление получить точный ответ. Следовательно, вопросительная связка в суждении возникает при пере­ходе от вероятного суждения к достоверному. Для вся­кого суждения-вопроса характерным является переход от одного законченного суждения-сообщения к другому. Но этот тип суждения-вопроса отличается от ранее рассмот-

1 См. В. Н. Карпов, Систематическое изложение логики, Спб. 1856. 315


ренного нами тем, что в то время, как там мы стремимся перейти от одного предиката к другому, более содержа­тельному, здесь мы намечаем пути перехода от одной связки (вопросительной) к другой (или утвердительной, или отрицательной), обеспечивающей достоверное знание.

Вопросительная форма связки имеет свое грамматиче­ское выражение. Вопросительные частицы (ли, неужели), ударение и интонация — вот те языковые средства, с по­мощью которых в предложениях находит свое выражение эта форма связки.

Два основных типа суждений-вопросов отличаются друг от друга и в решении проблемы истинности. Истин­ность вопроса выступает в форме правомерности поста­новки его и определяется посредством истинности того суждения-сообщения, которое лежит в основе вопроса. Суждение-вопрос «сколько у собаки копыт?» — ложно, ибо ложно утверждение, лежащее в его основе («собака — копытное животное»).

Ложный вопрос направляет развитие нашего суждения по бесплодному пути, не обеспечивающему всестороннее и полное отражение действительности, и, наоборот, истин­ный вопрос развивает дальше содержание нашего сужде­ния, верно отражающего действительность, приводит нас к новому суждению-сообщению, глубже и точнее пости­гающему мир.

Различие между двумя типами суждений-вопросов в отношении истинности состоит в том, что в одном основой является суждение как утверждение или отрицание, а в основе другого лежит вероятное суждение-сообщение, ис­тинность или ложность которого в свою очередь, как мы уже отмечали, опосредована другими достоверными суж­дениями-сообщениями. В первом случае мы идем от одного суждения-сообщения, носящего достоверный характер, к другому, по возможности достоверному, во втором слу­чае — от суждения вероятности к достоверному суждению.

На вопрос «твой брат уехал вчера на дачу?» может быть ответ «вероятно». В таком случае от утвердительного суждения «твой брат вчера уехал» мы придем к сужде­нию вероятности «твой брат вчера уехал, вероятно, на дачу». В последнем суждении субъектом является «твой брат вчера уехал», «на дачу» — предикат, а «вероятно» — связка. Это еще раз подтверждает нашу мысль, что все

суждения-сообщения, лежащие в основе вопроса, в новом суждении, полученном после ответа, перейдут в субъект, а предикатом будет только то, что получится в результате ответа на вопрос, в данном случае «на дачу». Этот ответ нельзя представлять в форме такого суждения-вероятно­сти: «Твой брат, вероятно, вчера уехал на дачу» (преди­кат «вчера уехал на дачу»), так как в таком слу­чае пропадает то достоверное знание, которое служило основой вопроса («твой брат вчера уехал»). В суждении же «твой брат, вероятно, вчера уехал на дачу» под сомне­ние ставится все: и «уехал», и «вчера», и «на дачу», хотя вопрос касался только «дачи» и вероятность должна отно­ситься только к ней, а все ранее установленное перейти в субъект.

Вопросы имеют огромное значение в науке. Приниже­ние роли вопроса в познании действительности характерно для логиков современного позитивизма, утверждающих, что наука состоит только из положений, которые под­тверждаются посредством логического вывода или эмпи­рического испытания. Вопросы же не входят в состав науки. Исключает вопросы из сферы логического исследо­вания Карнап. «Наше исследование,— пишет он,— от­носится только к повествовательным предложениям и оставляет в стороне все предложения другого рода, т. е. вопросительные, повелительные и т. д....» '

Отрицает всякое познавательное значение вопросов Герберт Фейгль2, который выделяет следующие виды предложений: 1) логически правильные предложения;

2) логически неправильные; 3) фактически верные; 4) фак­тически неверные; 5) эмоциональные.

Первые два вида предложений являются истинными или ложными в силу их формы и не связаны ни с какими фактами. Истинность или ложность фактических сужде­ний устанавливается через непосредственное наблюдение;

точнее, о них нельзя говорить, истинны они или ложны в смысле соответствия объективной действительности, а пра­вильнее говорить.— подтверждаются или не подтвер­ждаются накопленной суммой благоприятных или небла­гоприятных наблюдений.

Последний вид предложений обращен только к чув-

1 R. Carnap, Introduction to Semantics, p. 14.

2 См. Н. Feigl, Logical Empiricism, «Twentieth Century Philoso­phy», New York 1947, p. 383.


ствам и не имеет никакого познавательного значения. Сюда относятся живописные, фигуральные, метафориче­ские выражения, восклицания, междометия, слова по­хвалы и порицания, призывы, просьбы, повеления, прика­зания и вопросы. Все эти формы мысли, в том числе и во­просы, выводятся за пределы научного мышления.

Стремление построить систему науки, в которой бы не находил никакого места вопрос как форма движения по­знания, порочно в своей основе. Оно основывается на из­вращенном понимании процесса научного мышления.

В действительности вопросы входят в содержание науки. Правильная постановка вопроса имеет огромное значение в развитии научного знания. Вопрос — одна из форм познания и раскрытия предмета. Нет такой науки, которая бы обходилась без постановки вопросов (про­блем). Правильная постановка вопро.са есть результат сложной мыслительной деятельности. Вопрос логически следует из всего предшествующего анализа предмета.

Для правильной постановки вопроса огромное значе­ние приобретает определение основной тенденции в раз­витии предмета, его противоречия. Тов. Мао Цзэ-дун пи­шет: «Вопрос — это противоречие в явлении, и там, где су­ществует неразрешенное противоречие, существует и во­прос. Поскольку существует вопрос, ты должен стать на одну сторону и выступать против другой, следовательно, поставить вопрос. Ставя вопрос, надо прежде всего иссле­довать и изучить в общих чертах две его основные сторо­ны, иначе говоря, две стороны данного противоречия, и только тогда можно будет понять, в чем состоит характер противоречия. Это процесс выявления вопроса» '.

Чтобы плодотворно поставить вопрос, надо подвести итоги всего предшествующего познания предмета, выяс­нить, какой вопрос возможно и необходимо поставить в данном случае, на данном уровне развития знания, какая существенная сторона предмета необходима для познания.

Правильно поставить вопрос — это уже в значительной мере определить его решение. Но постановкой вопроса не заканчивается анализ предмета. Чтобы решить вопрос, надо тщательно изучить его. «Для разрешения же вопро­са,— пишет Мао Цзэ-дун,— требуется еще систематиче­ское, тщательное исследование и изучение его. Это про-

1 Мао Цзэ-дун, Избранные произведения в четырех томах, т. 4, Издательство иностранной литературы, М. 1953, стр. 106.

цесс анализа.. При -постановке вопроса тоже следует при­бегать к анализу, ибо в противном случае в хаотическом нагромождении явлений не удастся обнаружить, в чем со­стоит вопрос, то есть в чем кроется противоречие. Однако, говоря о процессе анализа, я имею в виду систематиче­ский, глубокий анализ. Часто бывает так, что вопрос по­ставлен, но его нельзя разрешить именно потому, что еще не выявлена внутренняя связь предметов и явлений, имен­но потому, что вопрос еще не подвергся такому процессу систематического, тщательного анализа, а поэтому полно­го представления о вопросе еще нет, синтезировать еще нельзя, а следовательно, нельзя и по-настоящему разре­шить вопрос»1.

Анализ вопроса включает в себя уяснение противоре­чия, на решение которого направлен вопрос. Прежде чем решать вопрос, надо предвидеть, что может дать решение этого вопроса, т. е. надо выяснить характер самого во­проса. Уже при постановке вопроса определяется способ его решения.

Из истории КПСС известно, что подъем рабочего дви­жения в России в начале XX века ставил вопрос о создании единой централизованной партии рабочего класса. Возник вопрос, с чего начать построение единой партии рабочего класса. Постановка вопроса предпола­гает анализ создавшегося положения в рабочем движении после I съезда партии, выявление основного противоречия в рабочем движении (основную опасность на данном этапе представляла организационная и идейная неразбе­риха). Поставив этот вопрос, В. И. Ленин дал анализ его, обосновал, почему возникает он, как нужно подойти к от­вету, какие возможны ответы и какой ответ является пра­вильным. Он показал, что решение этого вопроса нераз­рывно связано с другим, чрезвычайно важным вопросом:

какая партия нужна рабочему движению, на каких прин­ципах она должна быть построена. Первым шагом постро­ения партии должна быть организация общерусской поли­тической газеты, которая и поможет уяснить принципы построения социал-демократической партии.

Следующей разновидностью суждения является побу­ждение.

1 Мао Цзэ-дун, Избранные произведения в четырех томах т 4 стр. 106—107. > >


Традиционная логика обычно с побуждением посту­пала так же, как и с вопросом,— исключала его из суж­дения на том основании, что в нем нет непосредственного утверждения принадлежности или непринадлежности ка­кого-либо признака предмету. Из советских логиков так трактует сущность побуждения П. В. Таванец.

Сходство суждения и побуждения П. В. Таванец уста­навливает по следующим пунктам: 1) побуждение, как и суждение, выражается в предложении; 2) побуждение, как и суждение, высказывается в отношении чего (кого)-либо; 3) побуждение, как и суждение, есть мысль, изве­стным образом отображающая действительность, и в от­ношении его можно ставить вопрос, правильно оно или неправильно. «Различие, — пишет П. В. Таванец, — ме­жду суждением и побуждением выражается прежде всего в том, что побуждение, в отличие от суждения, непосред­ственно не утверждает (и не отрицает) что-нибудь о чем-либо, а побуждает что-либо (кого-либо) к чему-либо» '. На основании только этого различия он и отказывает по­буждению в достоинстве суждения.

Но черты сходства, которые справедливо устанавли­вает П. В. Таванец между суждением и побуждением, су­щественны. Различия между суждением и побуждением возникают лишь в результате чрезмерно узкого понима­ния суждения, ограничения сферы суждения явно выра­женным утверждением или отрицанием.

Побуждение имеет все существенные признаки сужде­ния: 1) побуждение есть связь мыслей, отражающая объ­ективно существующие связи в мире; 2) побуждение имеет субъектно-предикатную форму; 3) в отношении побуж­дения можно ставить и решать вопрос об истинности или ложности. Но побуждение — специфическая форма суж­дения, отличная как от суждения-сообщения, так и от су­ждения-вопроса; особенность побуждения состоит в том, что его целью является не сообщение достигнутого, за­конченного знания, а побуждение собеседника, но не к ответу на поставленный вопрос, а к определенному дей­ствию.

Побуждение к определенному действию возможно только на определенной основе, какой является суждение-сообщение, составляющее существенную часть всякого по-

1 П. В. Таванец, Суждение и его виды, стр. 26. 320

буждения. Так, в основе побуждения «закройте форточ­ку!» лежит суждение-сообщение «форточка открыта». Но основой побуждения является не только это суждение-сообщение, но еще ряд других, в частности убеждение, что в комнате достаточно свежего воздуха и дальше держать форточку открытой нецелесообразно, другими словами, по­буждение вытекает из ряда суждений-сообщений. Но даже вся сумма этих суждений-сообщений не исчерпывает всего содержания побуждения, ибо основная цель его со­стоит не в том, чтобы передать все эти суждения-сообще­ния, а побудить на их основе кого-либо к определенному действию, которое указывается побуждением.

Субъектно-предикатная форма в побуждении имеет свои специфические особенности. Субъектом выступает мысль о том лице, к которому обращено побуждение, пре­дикатом — мысль о действии, которое необходимо этому лицу совершить, связкой — указание, что данное действие относится к тому лицу, мысль о котором составляет субъ­ект суждения-побуждения. Например, в суждении «за­кройте форточку!» субъектом является мысль о том лице, к которому обращено это побуждение, мысль об этом лице не находит часто выражения в отдельном слове во внеш­ней речи (как в данном примере), но она уясняется из ситуации и контекста; предикатом — само побуждение «закройте форточку!», а связкой—указание, что это по­буждение относится к данному лицу, она тоже не выра­жена специальным словом.

Своеобразие суждения-побуждения состоит не только в специфичности предиката, но и в специфичности его субъекта. Субъект — всегда мысль о лице или совокупно­сти таких лиц, которые могли бы совершить действие, же­лательное тому, кто обращается с побуждением.

Суждение-побуждение имеет свою специфику и в от­ношении решения вопроса об истинности или ложности его. Решая вопрос об истинности побуждения, мы прежде всего должны установить истинность или ложность тех суждений-сообщений, которые входят в побуждение и на основе которых оно строится. Если эти суждения-сообще­ния ложны, то побуждение нецелесообразно, не соответ­ствует объективной необходимости и, следовательно, лож­но, если же эти суждения-сообщения истинны, то побуж­дение соответствует объективным связям явлений в действительности, и, следовательно, оно истинно. Так, на-


пример, побуждение «закройте дверь!», когда она и так закрыта, ложно, не соответствует объективным связям. Это же побуждение будет ложным, не соответствующим соз­давшейся ситуации, если мы видим, что открытая дверь необходима: в нее проносят мебель или какие-либо дру­гие вещи.

Таким образом, когда решается проблема истинности или ложности суждения-побуждения, то устанавливается истинность или ложность тех суждений-сообщений, кото­рые лежат в его основе, и в связи с этим решается вопрос о соответствии или несоответствии данного побуждения создавшейся объективной ситуации, связи явлений, объ­ективной необходимости и т. д. Если побуждение соответ­ствует сложившейся объективной ситуации и верно ее отражает, намечает такие действия, необходимость кото­рых вытекает из этой ситуации, то оно истинно, если же оно не только не соответствует, а, наоборот, противоречит объ­ективной ситуации, намечает такие действия, которые не необходимы и, больше того, противоречат этой ситуации, тогда суждение-побуждение ложно. В соответствии побуж­дения объективной ситуации, в отражении им ее и со­стоит специфичность постановки и решения проблемы ис­тинности или ложности его.

, Суждение п предложение

Суждение как форма мысли существует и развивается только в форме языка. Формой существования суждения является предложение.

Вопрос об отношении суждения как формы мысли к предложению как грамматической форме привлекал из­давна внимание как логиков, так и лингвистов. Правиль­ное решение этого вопроса логикой затруднено тем, что лингвисты до сих пор не дали еще ответов на многие во­просы учения о предложении и его видах, нет согласия между лингвистами даже в определении самого понятия предложения, больше того, нередко среди них раздаются юлоса, что предложение вообще нельзя определить и нет даже необходимости его определять.

Но всякий лингвист тем не менее старается дать опре­деление предложения '.

1 Приведем несколько определений предложения: «Есть одно очень общее и потому неясное определение предложения в речи, в ко-

Рассматривая эти определения, мы можем найти в них нечто общее, а именно: предложение служит для выра­жения определенной единицы мысли. Но что это за мысль, какова ее форма? Лингвисты по-разному отвечали на этот вопрос.

Ф. Буслаев весьма просто решал его: слова являются названием общих понятий или представлений, «суждение, выраженное словами, есть предложение-» 1, умозаключе­нию соответствует сложное предложение. При этом суж­дение он понимал в традиционном смысле, как формаль­ная логика того времени. Ф. Буслаев устанавливал полное тождество между структурой суждения и структурой предложения, растворяя последнее в первом; кроме суж­дения, он ничего иного не видел в предложении.

Концепция Ф. Буслаева была подвергнута критике со стороны так называемого психологического направления в грамматике.

В решении вопроса об отношении предложения к суж­дению психологисты исходили из положения, что каждый язык имеет свою особую логику, причем явления языка нужно объяснять не логикой общечеловеческого мышле­ния, а индивидуальной логикой самого языка. Один из представителей психологического направления — Штейн-тором наиболее могут сходиться различные в других отношениях взгля­ды на природу предложения, а именно определение, по которому предло­жение в речи является выражением цельной мысли в слове или в словах». (Ф. Фортунатов, О преподавании грамматики русского языка в средней школе. «Русский филологический вестник», т. LIII, № 1, вып. 1, Вар­шава 1905 г., стр. 65). «Предложение это единица речи, воспринимаемая говорящим и слушающим как грамматическое целое и служащая для словесного выражения единицы мышления» (А. А. Шахматов, Синтак­сис русского языка, изд. 2, Учпедгиз, Л. 1941, стр. 19). «Понятие предло­жения употребляется в синтаксисе в двух смыслах: более широком — законченной мысли, выраженной словами (в таком смысле употребля­ется еще и термин фраза), и в более узком — синтаксической единицы, характеризующейся наличием сказуемого» (Л. А. Булаховский, Курс русского литературного языка, т. I, изд. 5, Киев 1952, стр. 269). «Пред­ложение — это грамматически оформленная по законам данного языка целостная (т. е. неделимая далее на речевые единицы с теми же основными структурными признаками) единица речи, являющаяся главным сред­ством формирования, выражения и сообщения мысли» (В. В. Виногра­дов, Некоторые задачи изучения синтаксиса простого предложения. <Вопросы языкознания» № 1, 1954 г., стр. 3).

1 Ф. Буслаев, Историческая грамматика русского языка, Син­таксис, изд. 5, М. 1881, стр. 8.


таль ' считал, что языковые и логические категории абсо­лютно несовместимы и относятся друг к другу как понятие круга и красного. В результате такого отрыва граммати­ческих категорий от логических Штейнталь пришел к вы­воду, что язык является своеобразным мышлением, разви­вающимся согласно только ему одному присущим зако­нам и категориям, которые изучаются грамматикой2. А некоторые психологисты (Пауль) стали даже утвер­ждать, что действительным объектом лингвистики являет­ся изучение языка и логики индивидуума.

Многие русские языковеды находились под влиянием психологического направления в лингвистике и проводили его в трактовке семантики предложения. Так, Потебня, критикуя отождествление суждения и предложения, писал:

«Грамматическое предложение вовсе не тождественно и не параллельно с логическим суждением. Названия двух членов последнего (подлежащее и сказуемое) одинаковы с названиями двух из членов предложения, но значения этих названий в грамматике и логике различны. Термины «подлежащее», «сказуемое» добыты из наблюдения над словесным предложением и в нем друг другом не заме­нимы. Между тем для логики в суждении существенна только сочетаемость или несочетаемость двух понятий, а которое из них будет названо субъектом, которое предика­том, это для нее, вопреки существующему мнению, должно быть безразлично... Категории предмета и его признака не нужны для логики, для которой и то, и другое — только понятия, совокупности признаков. Тем менее возможно вывести из логического суждения прочие члены предложе­ния: определение, обстоятельство, дополнение» 3.

В этом высказывании Потебни наряду с правильными мыслями о том, что грамматические предложения не тождественны суждению, подлежащее и сказуемое пред­ложения — грамматические, а не логические категории и т. д., имеются и неправильные положения, а именно: не­верно понимание сущности суждения как сочетания поня­тий. Нельзя согласиться с утверждением Потебни, что ка­тегории предмета и его признака не логические, а грамма-

1 См. Н. Steinthal, Grammatik, Logik und Psychologie, Berlin 1855, S. 221—222.

2 Ibid, S. 224.

3 А. Потебня, Из записок по русской грамматике, т. I—II, Харь­ков 1888, стр. 61.

тические. Сам Потебня склонен считать, что предложение выражает не логическое, а психологическое суждение.

Сущность этого акта мысли, отличного от логического суждения, Фортунатов определяет как связь двух пред­ставлений — господствующего и подчиненного: «Психоло­гическое суждение заключает в себе, следовательно, три элемента, но в выражении психологического суждения в речи, хотя бы и в полном, сознание связи между представ­лениями, образующими отдельные части суждения, понят­но, не может выражаться отдельно и входит в выражение одной из этих частей. Поэтому и в психологическом суж­дении, рассматриваемом по отношению к выражению его в речи, мы можем различать два элемента: первую часть психологического суждения и вторую в открываемом мыслью отношении ее к первой части. Вторая часть пси­хологического суждения в ее отношении к первой части может быть называема психологическим сказуемым, а первая, предполагаемая такою второю частью, — психоло­гическим подлежащим...» '.

Субъект психологического суждения — представление или комплекс представлений, появляющийся в сознании говорящего или слушающего первым, а психологический предикат — то содержание, которое примыкает к этому первому представлению, другими словами, субъектом яв­ляется представление, на которое говорящий обращает внимание слушающего, а предикатом — то, что слушаю­щий должен мыслить об этом представлении.

Правильно указывая, что содержание предложения не тождественно логическому суждению, представители пси­хологического толкования семантики предложения дово­дят до абсурда субъективный момент в нем. Суждение выступает у них не как форма отражения объективного мира, а как сочетание представлений, определяемое волей человека. Концепция психологистов оказывается направ­ленной не столько против крайностей формально-логиче­ского понимания предложения и его отношения к сужде­нию (Буслаев и др.), сколько против материалистическо­го истолкования сущности суждения.

1 Ф. Фортунатов, О преподавании грамматики русского языка в средней школе. «Русский филологический вестник», т. LIII, № 1—2, Варшава 1905, стр. 67—68.


Концепция психологического суждения как семантиче­ской основы предложения приводит к отрыву мышления от языка. Примером такого явного отрыва мысли от языка могут служить взгляды на отношение суждения и предло­жения Д. Овсянико-Куликовского, выделявшего три ста­дии в развитии мысли: 1) психологическое суждение, 2) предложение, 3) логическое суждение.

Психологическое суждение предшествует языку во­обще, предложению в частности. Эта форма мысли свой­ственна мышлению животных и детей в раннем возрасте.

Словесное предложение — более высокая форма мысли '.

Если в психологическом суждении члены его (субъект и предикат) являются психологическими образами, то в предложении они приурочиваются к известным граммати­ческим категориям. Так, подлежащее психологического суждения наряжается в форму имени существительного в именительном падеже и из образа как суммы известных впечатлений превращается в понятие вещи, предмета или субстанции, становясь подлежащим словесного предложе­ния. «Сказуемое в свою очередь, — пишет Овсянико-Ку-ликовский, — уже не только образ, приведенный в преди­кативную связь с подлежащим, но опять-таки образ упо­рядоченный, приуроченный к категории вещи или к категории признака. Наконец, связка преобразуется в ту более или менее отвлеченную категорию отношения, кото­рая апперцепируется так называемым «вспомогательным глаголом» (есть, быть, являться и проч.)»2.

В словесном предложении цельные образы психологи­ческого суждения распадаются на части. Так, образ, со­ставляющий подлежащее психологического суждения, распадается в предложении на подлежащее в собствен­ном смысле и его определение, а сказуемое психологиче­ского суждения — на сказуемое, дополнения и обстоя­тельства.

1 «Словесное предложение, — пишет он,— сравнительно с психоло­гическим суждением есть явление гораздо более сложное и в то же время более совершенное, высшее. Оно есть психологическое суждение, ос­ложненное речью, переработанное силою языка» (Д Овсяника-Кули­ковский, Очерки науки о языке «Русская мысль», кн XII, М 1896, стр

12)

2 Д Овсянико-Куликовский, Очерки науки о языке «Русская мысль»,

кн XII, стр 14.

Высшей ступенью в развитии мышления является логи­ческое суждение, которое, по мнению Овсянико-Куликов­ского, еще более отвлеченно и рационально. При превра щении словесного предложения в логическое суждение важную роль играет развитие в известном направлении понятия предикативной связи'.

Концепция Д. Овсянико-Куликовского о трех стадиях развития мышления насквозь идеалистична и чрезвычайно далека от правильного изображения развития мышления. Основным пороком ее является отрыв мышления от языка:

мышление возникает вне языка и стремится к такой форме, которая была бы свободной от него. Эта концепция является логическим завершением психологического, субъективно-идеалистического истолкования семантики предложения психологистами, резко противопоставляю­щими мысль, содержащуюся в предложении, суждению. Выделение представителями этого направления на­ряду с логическим субъектом и предикатом и грамматиче­скими подлежащим и сказуемым еще психологических субъекта (подлежащего) и предиката (сказуемого) ведет к отрыву содержания предложения от объективного мира. Субъективный, психологический момент, имеющийся в се­мантике предложения, возводится ими в главный, решаю­щий и единственный, — а это прямая дорога к субъектив­ному идеализму.

Проблемы теории предложения приковывали внимание А. А. Шахматова, который также иногда склонялся к пси­хологическому истолкованию сущности мысли, содержа­щейся в предложении. При определении предложения он считал чрезвычайно важным выяснить, что выражает предложение, какую форму мысли. «Соглашаясь во­обще, — говорил Шахматов,— что предложение, как факт грамматический', должно найти грамматическое определе­ние, я думаю, однако, что в таком определении должно быть прежде всего выражено отношение словесной формы к соответствующему психологическому акту. Определение предложения, как и всякой вообще словесной формы, дол­жно исходить из того, что слова — это знаки для выраже-

1 <.. Логическое мышление зарождается в недрах грамматиче­ского и постепенно растет и крепнет по мере развития этого последнего в направлении все усиливающейся отвлеченности связки и возрастаю­щей глагольности сказуемого» {Д Овсянико-Куликовский, Очерки науки о языке сРусская мысль», кн. XII, стр. 27)


ния мысли. Поэтому, определение предложения должно прежде всего установить — для какого именно психологи­ческого акта оно является знаком, а кроме того, указать, чем именно предложение отличается от других словесных форм: отдельных слов, словосочетаний, речи, языка вообще» '.

Стремясь решить эту задачу, Шахматов выдвигает по­нятие коммуникации как психологической основы предло­жения. Коммуникация — простейшая единица мышле­ния, состоящая «из сочетания двух представлений, приве­денных движением воли в предикативную (т. е. вообще определяющую, в частности зависимую, причинную, гене­тическую) связь» 2.

Понятие коммуникации шире понятия суждения в его традиционном понимании 3. Коммуникация, как и сужде­ние, имеет субъект и предикат; господствующее представ­ление является субъектом, а зависимое от него — преди­катом.

Оценка учению Шахматова о предложении вообще и коммуникации как его смысловой основе дана в статье академика В. В. Виноградова ««Синтаксис русского язы­ка» акад. А. А. Шахматова» 4, в которой правильно вскры­вается сущность шахматовской теории предложения.

Прежде всего правильно указывается на идеалистиче­ское толкование Шахматовым сущности коммуникации, которая рассматривается не как форма отражения дей­ствительности в сознании человека, а только как связь представлений безотносительно к связи явлений в природе

1 Цит. по статье Е. С. Истриной «Вопросы учения о предложении по материалам архива А. А. Шахматова». См. «А. А. Шахматов», Сборник статей и материалов, изд. Академии наук СССР,М.—Л. 1947,стр.323—324.

2 Л. Л. Шахматов, Синтаксис русского языка, стр. 19. 8 «К коммуникациям относятся не только пропозиции или суж­дения, но и всякие иные сочетания представлений, умышленно, с тою или иною целью приведенных нами в связь, например, сочетания, на­шедшие себе выражение в словах, как дома ли отец^ уходите! выпить бы чего, посидел бы ты с нами! Эти сочетания отличаются от суждения тем, что в них представления приведены в связь нарочитым актом не для утверждения чего-либо или отрицания, а в одном случае для вы-нуждения собеседника к тому, чтобы он высказал суждение, сочетав оба названных в вопросе представления, в другом случае для вынуж-дения или побуждения собеседника произвести то или иное действие (уходите! посидел бы ты с нами), в третьем — для обнаружения жела­ния говорящего (выпить бы чего)». (А. А. Шахматов, Синтаксис рус­ского языка, стр. 19—20.)

4 «Вопросы синтаксиса современного русского языка», стр. 75,

и обществе. «...Психологический акт коммуникации, — пи­шет А. А. Шахматов, — приходится признать результатом сложного процесса, состоящего вначале из движения воли, направленной к сообщению собеседнику сочетавшихся двух представлений, а затем в психическом анализе этих представлений...» '.

Субъективно-идеалистическое истолкование Шахмато­вым коммуникации вытекает из понимания им логики (в его терминологии—психологии) мышления и ее отли­чия от синтаксиса мышления. По его мнению, логика имеет в виду индивидуальное мышление и строит свои об­общения, исходя из наблюдения над проявлением душев­ной жизни отдельной личности, а синтаксис имеет дело с нормами, обязательными для каждого говорящего на этом языке, если он хочет быть понятым.

Такое понимание логики мышления исключает всякое объективное содержание любой мысли и коммуникации в частности.


1 | 2 | 3 | 4 | 5 | 6 | 7 | 8 | 9 | 10 | 11 | 12 | 13 | 14 | 15 | 16 | 17 | 18 | 19 | 20 | 21 | 22 |

Поиск по сайту:



Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав. Студалл.Орг (0.041 сек.)