АвтоАвтоматизацияАрхитектураАстрономияАудитБиологияБухгалтерияВоенное делоГенетикаГеографияГеологияГосударствоДомДругоеЖурналистика и СМИИзобретательствоИностранные языкиИнформатикаИскусствоИсторияКомпьютерыКулинарияКультураЛексикологияЛитератураЛогикаМаркетингМатематикаМашиностроениеМедицинаМенеджментМеталлы и СваркаМеханикаМузыкаНаселениеОбразованиеОхрана безопасности жизниОхрана ТрудаПедагогикаПолитикаПравоПриборостроениеПрограммированиеПроизводствоПромышленностьПсихологияРадиоРегилияСвязьСоциологияСпортСтандартизацияСтроительствоТехнологииТорговляТуризмФизикаФизиологияФилософияФинансыХимияХозяйствоЦеннообразованиеЧерчениеЭкологияЭконометрикаЭкономикаЭлектроникаЮриспунденкция

Неотвратимое

Читайте также:
  1. Неотвратимое
  2. Неотвратимое событие

 

Кости выпали единицей и двойкой.

Ровно три года назад от сегодняшнего дня Саджаам купил Дружелюбному в Безопасности свободу. Он следовал за тремя людьми, двумя мужчинами и женщиной, через всю Стирию и обратно. Сейчас наименее ненавистное для него место - Тысяча Мечей, и не только потому, что в их названии было число, хотя такое начало, конечно, уже неплохо.

Здесь, в определённой степени, был порядок. Люди получали заданья, и получали время на их выполнение, и знали своё место в большом механизме. Весь отряд сведён и учтён в трёх больших писарских книгах. Сколько людей под началом каждого капитана, срок службы, размер выплаты, памятные события, оприходованное снаряжение. Всё, что можно сосчитать. Здесь, в определённой степени, были правила, ясные и обоснованные. Правила о питье, играх и драках. Правила о пользовании шлюх. Правила о том, кто где сидит. Кто куда и когда может ходить. Кто сражается, а кто нет. И всемогущее Правило Четвертей, определяющее объявление и раздачу трофеев, понуждалось к исполнению с зоркой и бдительной строгостью.

Нарушителей правил, здесь ждали неизменные и понятные каждому наказания. Обычно некоторое число ударов кнутом. Вчера Дружелюбный смотрел, как одного парня секли за ссаньё в неположенном месте. Особым уж преступлением оно не казалось, но Виктус растолковал всем – сперва ты начинаешь ссать где вздумается, потом ты начинаешь, где вздумается, срать, а потом все умрут от чумы. Поэтому три удара. Два и один.

Любимое место Дружелюбного - полевая кухня. Здесь уютная суета обедов - на ум приходила Безопасность. Хмурые повара в заляпанных фартуках. Пар из громаднейших котлов. Стук и звон ножей и ложек. Шум и чавканье губ, зубов, языков. Толкучка вечно просящих добавки и никогда её не получающих.

Этим утром люди в особых, отдельных отрядах, однако получили два добавочных тефтеля и один добавочный половник супа. Два и один. Коска сказал, что одно дело свалиться с лестницы получив копьём, но он не потерпит, чтобы люди валились от голода.

- Через час мы идём в атаку, - сказал он теперь.

Дружелюбный кивнул.

Коска глубоко вдохнул, выдавил воздух через нос и пристально огляделся. - Главные штурмовые лестницы. - Дружелюбный последние несколько дней следил за тем, как их сколачивают. Их двадцать одна. Два и один. На каждой тридцать одна перекладина, кроме одной, на которой тридцать две. Одна, две, три. - Монза пойдёт с ними. Ей позарез надо первой достать Орсо. Настроена чрезвычайно решительно. Она твёрдо нацелилась мстить.

Дружелюбный пожал плечами. И раньше нацеливалась твёрдо.

- Скажу честно, я за неё волнуюсь.

Дружелюбный пожал плечами. Ему было без разницы.

- Друг мой, я хочу, чтобы ты приблизился к ней во время сражения. Следил, чтобы ей не причинили вреда.

- А как же ты?

- Я? - Коска шлёпнул Дружелюбного по плечу. - Единственный необходимый мне щит - высокое мнение людей обо мне.

- Ты уверен?

- Нет, но ведь я буду там, где всегда. Далече от боя, и в компании фляжки. Что-то мне подсказывает, ей ты пригодишься больше. Там, с той стороны, до сих пор враги. И, Дружелюбный...

- Да?

- Смотри в оба, хорошо и пристально. Затравленная лиса всего опасней - у этого Орсо осталась в запасе пара смертельных номеров, я чувствую что-то... - и он шумно выдохнул, - неотвратимое. Особенно же высматривай... Морвеера.

- Ладно. - За Муркатто будут присматривать он и Трясучка. Снова втроём, как тогда, когда они убили Гоббу. Двое присматривают за одной. Он сгрёб кости и сунул их в карман. Он глядел, как от черпаков на раздаче поднимается пар. Вслушивался в людской гам. Считал жалобы и недовольства.

 

* * *

 

Размытая седина рассвета превращалась в золото дня, солнце выползало над бойницами на стене, куда им всем предстоит забраться, её щербатая тень медленно отступала с разорённых садов.

Скоро им выступать. Трясучка закрыл глаз и улыбнулся солнцу. Запрокинул голову и высунул язык. С исходом года становилось холоднее. Сейчас, по ощущениям, было как погожим летним утром на Севере. Как по утрам его великих битв. Его возвышенных подвигов. Ну и парочки низостей тоже.

- На вид ты вполне счастлив, - донёсся голос Монзы, - для человека, собирающегося рискнуть жизнью.

Трясучка открыл глаз и обратил улыбку на неё. - Я заключил с собою мир.

- Здорово. Эту войну выиграть труднее всего.

- А я и не выиграл. Всего лишь перестал сражаться.

- Начинаю думать, что всем остальным победам цена с гулькин хер, - пробормотала она, почти что про себя.

Впереди них, первая волна наёмников уже готова к приступу. Стоят у лестниц, со щитами в руках, дёрганые и нервные, что вовсе не удивляло. Трясучка не сказал бы, что у них приятная задача. Они нисколечки не пытались скрыть свои планы. По обе стороны стены каждый знал, что им предстоит.

Вплотную около Трясучки к выступлению готовилась вторая волна. Чиркая в последний раз оселками по лезвиям, затягивая ремни на броне, обмениваясь последней парой шуток и надеясь, что это не последние вообще произнесённые ими слова. Трясучка лыбился, наблюдая за их вознёй. За ритуалами, которые он видел уже куда больше дюжины раз. Чувствуя себя почти как дома.

- У тебя никогда не возникало чувства, что ты не на том месте? - спросил он. - Что если бы только перебраться за тот холм, пересечь ту реку, заглянуть в ту долину, всё стало бы... как надо. Правильно.

Монза сощурила глаза на стены внутренней крепости. - Примерно всю мою жизнь.

- Всю жизнь ты стремилась дальше. Я же взобрался на кучу холмов. Я пересёк кучу рек. Даже море пересёк. Оставил всё, что знал, и приехал в Стирию. Но здесь уже был я, и когда я сходил с корабля, я уже ждал себя в порту. Тот же самый человек, та же самая жизнь. Та долина ничем не отличается от этой. Во всяком случае, ничем не лучше. По-моему я выучил лишь одно... надо просто делать что должно, там где я есть. Просто быть тем, кто я есть.

- И кто ты?

Он опустил взгляд на секиру на коленях. - По-моему, убийца.

- И всё?

- Честно? В общем-то да. - Он пожал плечами. - Поэтому ты меня и наняла, не так ли?

- Может когда-то и да. А теперь я не знаю. Может вообще всё это брехня, которую мы себе твердим, чтобы жить дальше с тем, что мы натворили.

Трясучка не сумел сдержаться. Он взорвался хохотом.

- Что смешного?

- Мне не нужны оправданья, вождь, вот что я хочу тебе сказать. Как называется, когда какая-нибудь штука обязана произойти? Есть же такое слово, когда нечто нельзя остановить? Нельзя увернуться, чтобы ты не пытался делать?

- Неотвратимость, - произнесла Монза.

- Точно. Неотвратимость. - Трясучка со вкусом посмаковал слово, будто кусок доброго мяса. - Я рад тому, что сделано. Я рад тому, что ещё предстоит.

Пронзительный свист прорезал воздух. Первая волна, разбитая на отряды-дюжины, всем скопом, грохоча доспехами, преклонила колени и взялась за длинные лестницы. Они начали продвижение трусцой, херовейшим, если Трясучка мог называть вещи своими именами, строем, скользя и вихляя по склизской жиже садов. Другие отправились следом, ретивости не проявлял никто, стрелки-снайперы с арбалетами старались держать лучников на стенах. Было несколько хрипов, несколько окриков "куда прёшь!" и тому подобных, но в целом марш-бросок был тихим. В самом деле, нет смысла издавать боевой клич пока бежишь к стенам. Что же ты потом станешь делать, когда туда заберёшься? Продолжать орать весь подъём не выдержит никто.

- Вот они, идут. - Трясучка встал, поднял секиру и потряс ею над головой. - Давайте! Жмите, сволочи!

Они наполовину перебрались через сад, прежде чем Трясучка услышал протяжный вопль - Пли! - Мгновением позже шквал щелчков со стен. В нападающих устремились арбалетные заряды. Была пара криков, всхлипов, несколько парней упали, но большинство продолжали пробиваться вперёд, только ещё быстрее. Наёмники с луками опустились на колено и послали ответный залп стрел, что отскочили от бойниц, либо пролетели над ними.

Снова донёсся свист, и тронулась следующая волна, люди, которым досталась приятная задача вскарабкаться наверх. В основном легкодоспешные, чтобы двигаться проворно и ловко. Первый отряд добрался до стены, они начали поднимать лестницу. Один упал с арбалетным зарядом в шее, но остальные справились, продвинув эту штуку до конца. Трясучка глядел, как она описала дугу и стукнулась об ограждение. Начали подниматься и другие лестницы. Наверху на стенах шевеление усилилось, люди подносили камни, перегибались через край, сталкивая их вниз. Стрелы падали среди второй волны, но большинство бойцов уже подошло к стенам, сгрудилось, начинало взбираться. Вот стояли шесть лестниц, а вот уже десять. Следующая раскололась на части, когда ударилась о бойницу, обломки дерева полетели на обалдевших парней, что её поднимали. Трясучку разобрал смешок.

Посыпалось больше камней. Человека сшибло с половины лестницы, ноги сложились под неестественными углами, он начал визжать. Со всех сторон вокруг доносилась уйма криков, но его нельзя было спутать. Несколько защитников на крыше башни перевернули большой чан кипятка на отряд, пытавшийся поставить под ними лестницу. Солдаты адски завыли, опрокинули лестницу, схватились за головы и носились кругами, как сумасшедшие.

Стрелы с болтами свистели вверх-вниз во всех направлениях. Отскакивая, катились камни. Люди падали со стен или с пути на них. Иные отползали назад через грязь, иных оттаскивали, взвалив руки на плечи товарищей, довольных предлогу убраться. Добравшиеся до верха лестниц наёмники отчаянно секли во все стороны, не один и не два, получив тычка от поджидающих копейщиков быстро спроваживался в обратный путь вниз.

Трясучка увидел, как кто-то на забороле перевернул горшок над лестницей с лезущими вверх людьми. Кто-то другой подоспел с факелом, поджёг, и всю верхнюю половину лестницы охватило пламя. Стало быть, масло. Трясучка глядел, как горело дерево, горело вместе с воинами. Трясучка сунул секиру в петлю за плечом. Лучшее для неё место, если собираешься карабкаться. Если конечно не поскользнёшься и не отрубишь ею себе голову. От этой мысли он захихикал снова. Парочка солдат возле него насупилась - он чересчур много смеялся, но ему было пофиг, в нём уже ярилась кровь. От их кислого вида он захихикал только сильнее.

Кажись, кто-то из наёмников перебрался через ограждение справа. Он заметил, как у бойниц замелькали клинки. Сзади напирали новые люди. Лестницу, усыпанную солдатами, шестами оттолкнули от стены. Мгновение она шаталась, стоя торчком, словно лучший в мире скоморох на ходулях. Бедолаги повыше, корчились, хватались за пустоту. Затем она медленно опрокинулась, размазывая их всех о булыжники.

Они уже наверху и слева, как раз у привратной постройки. Трясучка видел, как люди с боем отвоёвывают несколько шагов её крыши. Пять или шесть лестниц свалили, две всё ещё горели у стен, чадя клубами чёрного дыма, зато большинство остальных сверху донизу кишело ползущими солдатами. Много народа у защищавшихся быть не могло, и вот, начало сказываться численное превосходство.

Снова раздался свист, и с места тронулась третья волна, тяжело бронированных бойцов, которые вслед за первыми подымутся по лестницам и проломятся в крепость.

- Пошли, - сказала Монза.

- Так точно, вождь. - Трясучка перевёл дыхание и пустился рысью.

Луки уже более-менее стихли, лишь несколько болтов всё ещё долетали со стрельниц на башне. Значит, путь пройдёт повеселее, чем у предыдущего народа - обычная утренняя прогулка по раскиданным по выжженному саду трупам к одной из лестниц посередине. У подножия пара бойцов и сержант упирались сапогами в нижнюю перекладину, крепко держа лестницу. Сержант хлопал по плечу каждого, кто начинал взбираться.

- Наверх, парни, шустрей, наверх! Быстро, но думайте башкой! Не рассусоливать! Залазь и мочи блядюг! Эй! А ты, мудило... Ох, простите, ваша... ээ... светлость?

- Ты, давай, держи крепче. - И Монза начала подниматься.

Трясучка следом, руки скользили по грубым стойкам, сапоги скребли по древесине, дыхание сипело сквозь улыбку и мышцы работали до боли. Он неотрывно смотрел на стену перед собой. Нет смысла поворачивать голову ещё куда-то. А если стрела? Всё равно ничего не сделаешь. А вдруг, какой мудак швырнёт в тебя камнем, или свалит котелок с кипятком? Всё равно ничего не сделаешь. Если они столкнут лестницу? Херовое счастье, это да, но глазеть по сторонам лишь замедлит тебя и увеличит вероятность такого исхода. Поэтому он продолжал лезть, тяжело дыша сквозь стиснутые зубы.

Очень скоро он оказался наверху и переволокся через ограждение. Монза была там, на забороле, уже с мечом наголо глядела вниз на внутренний двор. Он слышал сражение, но не прямо здесь. Тут были несколько покойников, раскиданные по обеим сторонам заборола. Наёмник с отсечённой у локтя рукой прижался к каменной кладке, вокруг локтя обмотана верёвка, чтобы остановить кровь. Он стонал. - Она упала за край, она упала за край, - снова и снова. Трясучка решил, что тот не протянет до полдника, но прикинул, что это значит, что другим полдника достанется больше. Надо глядеть на светлые стороны событий, ведь так? Именно это и значит быть оптимистом.

Он стянул со спины щит и сунул руку в перевязь. Извлёк секиру, повращал кистью, сжимая рукоять. Настроение улучшилось. Будто кузнец достал кувалду и готов на совесть потрудиться. Внизу располагались высаженные на ступенях-ярусах, вырезанных из самой горы, новые сады, совершенно не искорёженные, как те, что снаружи. С трёх сторон над зелёным насаждением высились здания. Мешанина блестящих окон и искусной кладки - сверху торчали купола и башенки, обнесённые блестящими зубцами и статуями. Не надо обладать великим умом, чтоб опознать дворец Орсо. Оно и к счастью, так как Трясучка великим умом не обладал. Только жаждущим крови.

- Пошли, - сказала Монза.

Трясучка ухмыльнулся. - За тобой, вождь.

 

* * *

 

Траншеи, очерчивающие пыльные склоны, опустели. Солдаты, занимавшие их, рассосались, разойдясь по домам, либо играть собственные эпизодические роли в мелочной борьбе за власть, запущенной скоропостижной смертью короля Рогонта и его союзников. Осталась лишь Тысяча Мечей, голодно облепившие дворец герцога Орсо, как опарыши труп. Шенкт всё это видел и прежде. Достоинство, верность, долг - в целом неустойчивые побуждения. При хорошей погоде они поддерживают людей в счастливо-самодовольном состоянии, но быстро выветрятся, когда соберётся шторм. Однако жадность? На жадность всегда можно положиться.

Он поднялся по обдуваемой ветрами тропе, пересёк изрытую битвой площадку у стен. Перешёл через мост, неумолимо приближаясь к чёткой на фоне неба надвратной башне Фонтезармо. Одинокий наёмник сгорбленно сидел на раскладном стуле у открытых створок, прислонив копьё к стене рядом с собой.

- Чего тебе надо? - Вопрос задан без малейшего интереса.

- Герцог Орсо отрядил меня убить Монцкарро Муркатто, ныне великую герцогиню Талинскую.

- Зашибись. - Страж натянул воротник на уши и откинулся к стене.

Правда часто оказывается последним, во что готовы поверить люди, размышлял Шенкт, проходя сквозь длинный туннель и ступая на двор внешней крепости. Строгая, упорядоченная красота симметричных садов герцога Орсо полностью исчезла, вместе с половиной северной стены. Наёмники навели здесь великое разорение. Но такова война. Всё превратилось в бардак. И такова война тоже. Заключительный штурм, очевидно, в самом разгаре. Вокруг внутренних стен расставлены лестницы, у их оснований в выжженном саду валялись тела. Среди них бродили санитары, давали попить, возились с лубками и бинтами, перекладывали людей на носилки. Шенкт знал, что из тех, кому не хватило сил доползти самостоятельно, выживут единицы. Всё равно, люди цеплялись за малейший проблеск надежды. Одно из их немногих достойных восхищения качеств.

Он беззвучно приостановился у сломанного фонтана и наблюдал, как раненые сражаются с неотвратимостью. Из-за полуразрушенной каменной стены внезапно выскользнул человек и чуть в него не врезался на бегу. Неприметный лысоватый мужчина, в поношенной куртке дублёной кожи.

- Гах! Мои наиглубочайшие сожаления!

Шенкт ничего не сказал.

- Вы... вы здесь... как бы сказать... чтобы поучаствовать в штурме?

- Некоторым образом.

- Как и я, как и я. Некоторым образом. - Не было ничего более естественного, чем удирающий из боя наёмник, но что-то не сходилось. Он одет как головорез, этот мужчина, но разговаривал как дрянной писателишка. Его ближняя рука махала туда-сюда, будто отвлекая внимание от другой, которая явно подбиралась к скрытому оружию. Шенкт нахмурился. Он не желал притягивать ненужные взгляды. Поэтому он дал человеку шанс, как обычно и делал, где только мог.

- Стало быть, нас обоих ждёт работа. Давайте не будем задерживать друг друга.

Встречный посветлел. - Именно так. За работу.

 

* * *

 

Морвеер вымучил фальшивый смешок, затем понял, что непреднамеренно сорвался на свой обычный голос. - За работу, - неубедительно пробурчал он простонародным баритоном.

- За работу, - эхом отозвался человек, ни разу не отведя ярких глаз.

- Ладно. Бывайте. - Морвеер шагнул в сторону от встречного и продолжил путь, вытаскивая руку уже без заряженной иглы и вольно свешивая её вдоль тела. Несомненно, товарищ держался крайне необычно, но, если б миссией Морвеера было травить каждого, кто необычно себя ведёт, он за всю жизнь не выполнил бы и половины. По счастью его задачей было всего лишь отравить семерых самых важных лиц страны, и в ней он буквально только что добился впечатляющего успеха.

В нём до сих пор пылал исключительный масштаб его деяния, исключительная дерзость его исполнения, неповторимая реализация замысла. Он, вне сомнений, величайший ныне и присно сущий отравитель, безоговорочно эпохальная историческая личность. Как же его распаляло, что он никогда не сможет открыть миру своё грандиозное достижение, никогда не насладится поклонением своему бесспорно заслуженному торжеству. О, если бы недоверчивый главный воспитатель приюта хоть одним глазком заглянул в этот счастливый день, он был бы вынужден признать, что Кастор Морвеер определённо достоин награды! Если бы жена его видела, то наконец-то поняла и больше не жаловалась бы на его необычные склонности! Если бы здесь оказался его некогда зловещий учитель Мумах-йин-Бек, он бы наконец признал, что ученик затмил его навеки. Если бы Дэй была жива, она, безусловно, чествуя его гениальность, прозвенела бы серебряным смехом, улыбнулась своей невинной улыбочкой и, наверное, нежно прикоснулась бы к нему, возможно даже... Но сейчас не время для изысканных мечтаний. Существовали непреодолимые причины отравить всех четверых, поэтому Морвееру придётся удовольствоваться своими собственными поздравлениями.

По-видимому, то, что он убил Рогонта с союзниками, подрубило на корню всю упорядоченность осады. Не было преувеличением сказать, что внешний крепостной двор вообще никак не охранялся. Он знал Никомо Коску надутым самонадеянным фанфароном, законченным синяком и солдафоном, неспособным самостоятельно обуться, но полагал, что этот хрен позаботился бы хоть как-то о мерах безопасности. А то всё шло прямо-таки разочаровывающе легко.

Несмотря на то, что бои на стенах, похоже, в основном прекратились - врата во внутренний двор теперь в руках наёмников и стояли нараспашку - звук схватки всё ещё отчасти доносился из садов на той стороне. Мерзопаскостное занятие, битва; он был рад, что не придётся блуждать к ней поблизости. Видимо Тысяча Мечей захватила цитадель и рок герцога Орсо теперь неотвратим. Эта мысль не причинила Морвееру ни малейшего неудобства. В конце концов, сильные мира сего приходят и уходят. У него же - заверенный вексель банковского дома Валинт и Балк, а те стояли превыше любого отдельного человека, любой отдельной нации. Над ними не властна смерть.

На лоскутке худосочной травы, в тени дерева, к которому необъяснимо оказалась привязана коза, лежали раненые. Морвеер поморщился, прокрадываясь между ними, задёргав губой при виде кровавых бинтов, рваной распоротой одежды, взлохмаченной плоти...

- Воды... - прошептал ему один из них, вцепившись в лодыжку.

- Вечно вам воды подавай! - Выдирая ногу обратно. - Найди себе сам! - Он поспешил войти в открытый проём крупнейшего из внешних бастионов. Ему достоверно сообщили, что покои некогда квартировавшего здесь коменданта крепости, ныне принадлежат Никомо Коске.

Он юркнул во мрак узких пролётов, едва ли освещаемых дырами стрельниц. Он осторожно продвигался вверх по витой лестнице, уперев язык в нёбо, шурша спиной о грубую каменную стену. Тысяча Мечей настолько же небрежна и её так же легко одурачить, как и их командующего, хотя он отдавал себе отчёт, что неверный случай может в любой миг разрушить его радость. Всегда первым делом убедись.

Второй ярус сделали хранилищем, наполненным тёмными ящиками. Морвеер продолжал красться. Третий ярус содержал пустые койки, несомненно, ранее занимаемые защитниками крепости. Ещё два витка по ступеням и он, мягко поддев пальцем, шевельнул дверь и приложил к щели глаз.

Круглая комната за дверью содержала обширную занавешенную кровать, полки со множеством внушительно выглядящих книг, письменный стол и платяные сундуки, подставку для доспехов с начищенным латным облачением, оружейную стойку с парой мечей, обеденный стол с четырьмя стульями и колодой карт, и громадный украшенный буфет со стеклянной посудой на верхотуре. С шеренги крючьев подле кровати свисали несколько нечеловеческих шляп, сверкали хрустальные булавки, мерцали золотистые ленты, радуга разноцветных перьев трепетала на сквозняке из раскрытого окна. Вот они, совершенно точно, покои, которые избрал себе Коска. Никто другой не осмелится щеголять в таких нелепых головных уборах, хотя в данный момент тут не было и духу великого пьяницы. Морвеер просочился внутрь и прикрыл за собой дверь. Беззвучно, на цыпочках, он шагнул к буфету, ловко избежав столкновения с накрытым ведром молока, стоявшем внизу, и, осторожно потянув одними пальцами, открыл дверцу.

Морвеер позволил себе лишь самую малюсенькую улыбку. Никомо Коска, очевидно, полагал себя необузданным и романтичным скитальцем, свободным от оков обыденности. На деле же, просчитать его проще, чем звёзды, предсказывать скучнее, чем прилив. Большинство людей не изменить ничем, и пьянь всегда остаётся пьянью. Главную трудность представляло поразительное разнообразие собранных им бутылок. Не было способа определить, из какой он станет пить в следующий раз. У Морвеера нет иного выхода, кроме как отравить всю коллекцию.

Он натянул перчатки, осторожно вынул раствор зелёного семени из внутреннего кармана. Смертелен лишь когда его проглотить, и время действия сильно зависит от жертвы, зато издаёт только слабенький фруктовый запах, полностью неразличимый в смеси с вином или спиртом. Он тщательно примечал положение каждой бутылки и степень глубины вставленной пробки, затем вытаскивал каждую из них, осторожно капал из пипетки в горлышко, затем ставил пробку и бутылку в точности в том порядке, как до его прихода. Он улыбался, пропитывая отравой бутылки всеразличных размеров, цветов и форм. Эта работа настолько же приземлённа, насколько возвышенным было смазывать ядом корону - но достойна она ничуть не менее. Он пронесётся по комнате подобно тёплому дыханью смерти и подведёт черту под этим омерзительным пьяницей. Ещё одна весть о смерти Никомо Коски, и на этот раз последняя. Мало кто сочтёт её иной, нежели совершенно справедливой и общественно полезной...

Он застыл, где стоял. Шаги на ступенях. Он молниеносно заткнул пробкой последнюю бутыль, аккуратно задвинул её на место и метнулся сквозь узкую дверь во тьму маленькой каморки, чего-то вроде...

Он сморщил нос, когда его накрыло мощной вонью мочи. Неласковая госпожа Удача никогда не упустит возможность его унизить. Стоило понять заранее, что ища укрытие, он вломится в сортир. Теперь он лишь надеялся, что Коске не приспичит внезапно опорожнить чресла...

 

* * *

 

С битвой на стенах, по всей видимости, покончено, и с относительно небольшими потерями. Однозначно, бой ещё продолжается во внутреннем дворике, в роскошных чиновничьих кабинетах и гулких мраморных залах дворца герцога Орсо. Но с коскиной грамотно выбранной позиции на вершине комендантской башни ему ни хрена из этого уже не видно. А даже и было б, какая разница? Коли ты видел, как берут одну крепость...

- Виктус, друг мой!

- У? - Последний оставшийся старший капитан Тысячи Мечей опустил подзорную трубу и наградил Коску привычным подозрительным взглядом исподлобья.

- Склоняюсь к мысли, что этот день за нами.

- Склоняюсь к мысли, что ты прав.

- Мы двое здесь ничего больше не сделаем, даже если б нам всё было видно.

- Как всегда, ты говоришь правду. - Коска принял это за шутку. - Теперь захват неотвратим. Ничего уже не поделать - разве только поделить добычу. - Виктус рассеянно перебирал цепи вокруг своей шеи. - Моя любимая часть осады.

- Ну что, в картьё?

- Почему нет?

Коска схлопнул подзорную трубу и первым пошёл вниз по змеящейся лестнице, к покоям, которые он для себя избрал. Он шагнул к кабинету и рывком распахнул резные створки. Разноцветные бутылки приветствовали его собранием старых друзей. Ах, глоток, глоток, глоток. Он снял склянку, с лёгким чпок вытянул пробку из ближайшей бутылки.

- Ну что, выжрем? - бросил он через плечо.

- Почему нет?

 

* * *

 

Всё ещё шло сражение, но ничего, что можно было назвать организованной обороной. Наёмники зачистили стены, вытеснили защитников из сада, и сейчас уже врывались в башни, в постройки, во дворец. С каждым мигом всё больше их бурлило на лестницах, отчаянно стремясь не опоздать на разграбление. Никто не дерётся упорней и не двигается быстрее, чем Тысяча Мечей, когда учует поживу.

- Сюда. - Она спешила в сторону главных дворцовых врат, по шагам повторяя тот день, когда убили её брата. Мимо круглого пруда - два тела плавали в тени колонны Скарпиуса лицом вниз. Трясучка за ней, на исполосованном лице та странная улыбка, что он сегодня носил целый день. Они миновали плотный людской ком, оживлённо сбившийся возле двери - у всех алчно горели глаза. Двое топорами рубили замок, дверь перекашивало с каждым ударом. Когда та, наконец, открылась, все полезли и повалились друг на друга - крича, вопя, пихаясь локтями, чтобы успеть. Двое сцепились друг с другом на земле, сражаясь за ещё даже не захваченное имущество.

Поодаль пара наёмников изловила слугу в вышитом золотом камзоле, посадив его у фонтана. Его потрясённое лицо перепачкано кровью. Один отвешивал ему затрещины и орал. - Где, блядь, деньги? - Затем другой делал то же самое. Голова моталась вперёд-назад. - Где, блядь, деньги, где, блядь, деньги, где, блядь, деньги...

Начисто разлетелось окно - ливнем искорёженного свинца и стеклянных осколков, и наружу на камни, разбрасывая щепки, вывалился старинный ларец. Мимо пробежали какие-то наёмники, в руках горы блестящей ткани. Наверно занавески. Монза услышала вопль, хлёстко развернулась, заметив, как кто-то выпал из окна верхней лестницы в сад, головою вниз, кувыркаясь, словно в нём не осталось костей. Откуда-то послышался вопль. Голос, похоже, женский, но утверждать трудно, настолько тот ужасен. Повсюду возгласы, хохот, визг. Она сглотнула рвотный позыв, пытаясь не думать, что именно она сделала явью случившееся. Вот куда завело её возмездие. Ей оставалось лишь смотреть вперёд и не оглядываться, уповая найти Орсо первой.

Найти и заставить заплатить.

Окованные дворцовые двери всё ещё стояли закрытыми, но наёмники отыскали обходной путь, проломившись в одно из величественных арочных окон. Должно быть в неистовом стремлении оказаться внутри и оказаться богатым кто-то порезался - подоконник заляпан кровью. Монза протиснулась внутрь, под сапогами хрустело разбитое стекло, и ввалилась в роскошный обеденный зал. Однажды, вспомнилось ей, они здесь ужинали, вместе с ней смеялся Бенна. И Верный. Орсо, Арио, Фоскар, Ганмарк все были здесь, с целой толпой других офицеров. До неё дошло, что почти все гости того вечера - умерли. По сравненью с тем разом, обстановка помещения не улучшилась.

Оно словно превратилось в поле после налёта саранчи. Половину картин они вынесли, изрезав заодно и все остальные. Две огромные вазы по бокам камина слишком тяжело было поднять, так они их разбили и забрали позолоченные ручки. Сорвали все гобелены, разворовали все тарелки, исключая расколоченные вдребезги о полированный пол. Странно, насколько в подобное время люди становятся почти также рады сломать вещь, как и украсть её. Некоторые всё ещё ошивались здесь, вскрывая выдвижные ящики посудных шкафов, стамесками скалывая со стен подсвечники, лишая жилище всего, ценою хотя бы в грош. Один придурок поставил на пустой стол шаткое кресло и тянулся, чтобы достать канделябр. Другой ковырял ножом, пытаясь как рычагом выломать хрустальные набалдашники дверных ручек.

Ей ухмыльнулся рябой наёмник, ладони чуть не лопались от охапки позолоченной утвари. - Ложки - мои! - прокричал он. Монза оттолкнула его с дороги, он споткнулся, рассыпая свои сокровища, другие набросились на них, как утки на случайно закатившиеся крошки. Она протолкнулась в дверной проём, попав в мраморный зал, за плечом не отставал Трясучка. Отзвуки эхом гуляли по комнатам. Отовсюду и ниоткуда вой и рёв, скрежещет металл, крушится дерево. Она бегло метнула взгляд во мрак с обеих сторон, стараясь сориентироваться, лоб чесался от пота.

- Сюда. - Они прошли обширную гостиную, внутри воины полосовали обивку нескольких старинных кресел, словно Орсо держал золото в валиках и подушках. Следующую дверь бойкая толпа вышибала ногами. Когда же наконец проломили, один словил в шею стрелу, остальные с уханьем ввалились внутрь, на той стороне залязгало оружие. Монза безоглядно смотрела вперёд, сосредоточив все помыслы на Орсо. Она поднажала вверх по лестничному пролёту, стискивая зубы, едва ли ощущая ломоту в ногах.

На полутёмной галерее, наверху высокой сводчатой палаты, полукруглый потолок покрывали позолоченные листья. Вся стена целиком представляла небывалый орган, ряд гладких трубок выдвигался из резной деревянной обивки, под клавишами стоял стул для исполнителя. Ниже, за искусно выделанными перилами, была комната для музицирования. Наёмники визжали от смеха, выколачивая чокнутые симфонии из разламываемых на части инструментов.

- Мы близко, - прошипела она через плечо.

- Отлично. Думаю, пора закругляться.

В точности её мысль. Она медленно двинулась к высокой двери в дальней стене. - Покои Орсо там, неподалёку.

- Нет, нет, нет. - Она хмуро оглянулась. Трясучка стоял, ухмыляясь, его металлический глаз горел в полутьме. - Я не про то. - По спине пополз холодок. - А про что?

- Сама знаешь что. - Его улыбка расширилась, шрамы исказились, и он потянул шею сначала в одну сторону, потом в другую.

Она вовремя успела припасть в стойку. Он заворчал и бросился на неё, сверкнув секирой в поперечном замахе. Она навернулась о табурет, опрокинула его. Чуть не упала, всё ещё в полнейшей прострации. Секира уткнулась в органные трубки, выбивая из них безумную зычную ноту. Он, выкрутив, высвободил лезвие, оставляя огромный разрез на тонком металле. И снова прыгнул к ней, но потрясение уже таяло, а в образовавшуюся пустоту сочился холодный гнев.

- Ты, хуесос одноглазый! - Не очень умно, зато от души. Она сделала выпад, но он принял Кальвес на щит, взмахнул секирой, и она едва отпрыгнула вовремя. Тяжелое лезвие врезалось в обшивку органа, полетели щепки. Приземлившись, она попятилась, вся настороже, сохраняя дистанцию. У неё такие же высокие шансы парировать тяжёлое лезвие, как и сыграть приятную мелодию на этом органе.

- За что? - зарычала она ему, кончик Кальвеса описывал мелкие круги. На самом деле ей были похрену его причины. Она старалась выиграть время, ища выход.

- Может, меня достало твоё презрение. - Он надвигался, выставив щит, и она снова попятилась. - А может быть, Эйдер предложила мне больше тебя.

- Эйдер? - Она выплюнула ему в лицо смех. - Вот в чём твоя беда! В том, что ты вообще, пиздец, дебил! - С последним словом она снова провела выпад, пытаясь застичь его врасплох, но он не купился, спокойно отбив атаку щитом.

- Я дебил? Я спасал тебя, сколько раз? Я отдал глаз! Ради того, чтоб ты надо мною хихикала с тупой скотиной Рогонтом? Ты меня за хуй водила, и ждала, что я буду верным? И я ещё дебил? - С большинством из этого трудно спорить, теперь, когда её ткнули носом. Надо было ей послушать Рогонта и дать ему убить Трясучку, но она позволила взять верх чувству вины. Пощада может и храбрость, как сказал Коска, но видать не всегда ум. Трясучка метнулся к ней, и она снова уступила позицию, быстро отбегая прочь.

- Ты должна была заметить, что всё к тому идёт, - прошипел он, и она поняла, что он прав. Всё к тому шло уже долгое время. С тех пор как она трахнулась с Рогонтом. С тех пор как отвернулась от Трясучки. С тех пор как он потерял глаз в подземельях дворца Сальера. Может всё уже шло к тому с самого первого мига их встречи. И даже раньше. Всегда.

Иные вещи неотвратимы.

 


1 | 2 | 3 | 4 | 5 | 6 | 7 | 8 | 9 | 10 | 11 | 12 | 13 | 14 | 15 | 16 | 17 | 18 | 19 | 20 | 21 | 22 | 23 | 24 | 25 | 26 | 27 | 28 | 29 | 30 | 31 | 32 | 33 | 34 | 35 | 36 | 37 | 38 | 39 | 40 | 41 | 42 | 43 | 44 | 45 | 46 | 47 | 48 | 49 | 50 | 51 | 52 | 53 | 54 | 55 | 56 | 57 | 58 | 59 | 60 | 61 | 62 | 63 |

Поиск по сайту:



Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав. Студалл.Орг (0.017 сек.)