ТОМАС МОР (1478-1535)

...Мне кажется, повсюду, где есть частная собственность, где все из­меряют деньгами, там едва ли когда-нибудь будет возможно, чтобы госу­дарство управлялось справедливо или счастливо. Разве что ты сочтешь справедливым, когда все самое лучшее достается самым плохим людям, или посчитаешь удачным, когда все распределяется между совсем немно-

Приложение

гими, да и они живут отнюдь не благополучно, а прочие же вовсе несчаст­ны. Поэтому я наедине с самим собой обсуждаю мудрейшие и святейшие установления утопийцев, которые весьма успешно управляют государ­ством с помощью весьма малочисленных законов; и добродетель там в цене, и при равенстве всем всего хватает. С другой стороны, я сравниваю с их нравами великое множество других народов, постоянно все упорядо­чивающих и никогда не имеющих достаточного порядка; у них повсюду каждый называет своей собственностью то, что он найдет; законов, издаю­щихся каждый день, там недостаточно для того, чтобы им подчинялись, чтобы они могли кого-нибудь защитить или достаточно четко отделить от чужого то, что кто-то называет своей собственностью.

...Поэтому я полностью убежден, что распределить все поровну и по справедливости, а также счастливо управлять делами человеческими не­возможно иначе, как вовсе уничтожив собственность. Если же она оста­нется, то у наибольшей и самой лучшей части людей навсегда останется страх, а также неизбежное бремя нищеты и забот. Я признаю, что его можно несколько облегчить, однако настаиваю, что полностью устранить этот страх невозможно. Конечно, если установить, чтобы ни у кого не было земли свыше назначенной нормы, и если у каждого сумма денег будет определена законом, если какие-нибудь законы будут остерегать короля от чрезмерной власти, а народ — от чрезмерной дерзости; чтобы должности не выпрашивались, чтобы не давались они за мзду, чтобы не надо было непременно за них платить, иначе найдется повод возместить эти деньги обманом и грабежами, явится необходимость исполнять эти обязанности людям богатым, меж тем как гораздо лучше управлялись бы с ними люди умные. Такие, говорю, законы могут облегчить и смягчить эти беды, подобно тому как постоянными припарками обыкновенно под­крепляют немощное тело безнадежно больного. Однако, пока есть у каж­дого своя собственность, нет вовсе никакой надежды излечиться и воро­тить свое здоровье. И пока ты печешься о благополучии одной части тела, ты растравляешь рану в других...

...Как только прибыл туда, одержав победу, Утоп — имя этого побе­дителя носит остров, называвшийся прежде Абракса, — он привел ско­пище грубого и дикого народа к такому образу жизни и такой просвещен­ности, что ныне они превосходят в этом почти всех смертных...

...Нет там никакой возможности для безделия, никакого предлога для лени, нет ни одной винной лавки, ни одной пивной, нигде нет лупана­ра. Никакого повода для подкупа, ни одного притона, ни одного тайного места встреч, но пребывание на виду у всех создает необходимость зани­маться привычным трудом или же благопристойно отдыхать.

Из этого обыкновения необходимо следует у этого народа изобилие во всем. И оттого, что оно равно простирается на всех, получается, конеч­но, что никто не может стать бедным или нищим...

Между тем с золотом и серебром, из которого делают деньги, посту­пают они так, что никто не ценит их более, чем заслуживает того сама их природа; а кому не видно, насколько хуже они, чем железо?..

Хрестоматия

Из золота и'серебра не только в общих дворцах, но и в частных домах — повсюду делают они ночные горшки и всякие сосуды для не­чистот.

...Война утопийцам в высшей степени отвратительна как дело поис­тине зверское, хотя никому из зверей не присуща она с таким постоян­ством, как человеку. Вопреки обыкновению почти всех народов, для уто-пийцев нет ничего бесславнее славы, добытой на войне.

...Утоп с самого начала, когда узнал, что до его прибытия жители беспрестанно воевали из-за религии, заметив, что при общем несогласии разные секты сражаются за родину раздельно, воспользовался случаем и одолел их всех. Одержав победу, он прежде всего объявил нерушимым, что каждому дозволяется следовать какой угодно религии; если же кто-нибудь станет обращать в свою религию также и других, то он может это делать спокойно и рассудительно, с помощью доводов, не злобствуя при этом против прочих религий, если он не уговорит советами, то не смеет действовать силой и обязал воздерживаться от поношений.

...Я правдивейшим образом описал вам, как смог, устройство этого государства, которое я во всяком случае считаю наилучшим, также и един­ственным, какое по праву может притязать называться государством.

Ибо в иных местах каждому человеку известно, что если он сам о себе не позаботится, то как бы ни процветало государство, он все равно погибнет от голода; поэтому необходимость побуждает его прежде при­нимать в расчет себя, а не народ, то есть других людей.

Наоборот, здесь, где все принадлежит всем, ни у кого нет сомнения, что ни один отдельный человек ни в чем не будет иметь нужды, если только он позаботится о том, чтобы были полны общественные житницы. Оттого что здесь нет скаредного распределения добра, нет ни одного бед­ного, ни одного нищего. И, хотя ни у кого там ничего нет, все, однако же, богаты...

...Впрочем, я охотно признаю, что в государстве утопийцев есть очень много такого, чего нашим странам я скорее бы мог пожелать, нежели наде­юсь, что это произойдет...

Мор Т. Утопия. М., 1978.

КАРЛ МАРКС (1818-1883) К еврейскому вопросу

...Каков был характер старого общества? Его можно охарактеризо­вать одним словом — феодализм. Старое гражданское общество непос­редственно имело политический характер, т. е. элементы гражданской жизни, — например, собственность, семья, способ труда, — были возве­дены на высоту элементов государственной жизни в форме сеньориаль­ной власти, сословий и корпораций. В этой форме они определяли onto-

Приложение

шение отдельной личности к государственному целому, определяли, зна­чит, ее политическое положение, т. е. положение изолированности и обо­собленности по отношению к другим составным частям общества. Ибо данная организация народной жизни не.подняла собственность или труд до уровня социальных элементов, а, напротив, завершила их отдельные общества в обществе. В этом своем виде жизненные функции и жизнен­ные условия гражданского общества все еще были политическими, хотя и политическими в феодальном смысле, т. е. они отделяли индивида от государственного целого, превращали особое отношение его корпорации к государственному целому в его собственное всеобщее отношение к на­родной жизни, а определенной гражданской деятельности и определенно­му гражданскому положению индивида придавали всеобщий характер. В результате подобной организации государственное единство,, — как и сознание, воля и деятельность государственного единства, т. е. всеобщая государственная власть, — необходимо проявляется также в виде особой функции обособленного от народа повелителя и его слуг.

Политическая революция, ниспровергшая эту деспотическую власть и поднявшая государственные дела на высоту дел народа, конституиро­вавшая политическое государство как всеобщее дело, т. е. как действи­тельное государство, неизбежно должна была разбить все сословия, кор­порации, цехи, привилегии, которые представляли собой столь же много­образные выражения отрыва народа от его политической общности. По­литическая революция уничтожила тем самым политический характер гражданского общества. Она разбила гражданское общество на ее про­стые составные части: с одной стороны, па индивидов, с другой — на материальные и духовные элементы, образующие жизненное содержание этих индивидов, их гражданское положение. Она освободила от оков по­литический дух, как бы разделенный, раздробленный, растекшийся по раз­личным закоулкам феодального общества, собрала его воедино, вывела из этой распыленности, освободила от смешения с гражданской жизнью и конституировала его как сферу общности, всеобщего народного дела, как нечто, существующее в идее независимо от указанных особых элементов гражданской жизни. За определенной жизненной деятельностью и опре­деленным жизненным положением было признано лишь индивидуальное значение. Они не составляли уже больше всеобщего отношения индивида к государственному целому. Общественное дело, как таковое, стало, на­против, всеобщим делом каждого индивида, а политическая функция ста­ла для него всеобщей функцией.

Но завершение идеализма государства было в то же время заверше­нием материализма гражданского общества. Свержение политического ярма было в то же время уничтожением уз, сковывавших эгоистический дух гражданского ^общества. Политическая эмансипация была в то же время эмансипацией гражданского общества от политики, даже от види­мости какого-нибудь всеобщего содержания.

Феодальное общество было разложено и сведено к своей основе — человеку, но к такому человеку, который действительно являлся его осно­вой, к эгоистическому человеку.

Хрестоматия

Этот человек, член гражданского общества, есть, следовательно, осно­ва, предпосылка политического государства. Таким и признало его госу­дарство в правах человека.

Но свобода эгоистического человека и признание этой свободы — это не что иное, как признание безудержного движения духовных и мате­риальных элементов, образующих жизненное содержание этого человека.

Человек не был поэтому освобожден от религии, — он получил свободу религии. Он не был освобожден от собственности, — он полу­чил свободу собственности. Он не был освобожден от эгоизма промыс­ла, — он получил свободу промысла.

Конституирование политического государства и разложение граж­данского общества на независимых индивидов, — взаимоотношение ко­торых выражается в праве, подобно тому как взаимоотношение людей сословного и цехового строя выражалось в привилегии, — совершаются в одном и том же акте. Но человек, как член гражданского общества, неполитический человек неизбежно выступает как естественный человек. Droits de I'homme выступают в виде droits naturels¹, ибо та деятельность, которая предполагает самосознание, концентрируется в политическом акте. Эгоистический человек есть пассивный, лишь найденный готовым резуль­тат распавшегося общества, предмет непосредственной достоверности, сле­довательно — естественный предмет. Политическая революция разлага­ет гражданскую жизнь на ее составные части, не революционизируя са­мих этих составных частей и не подвергая их критике. Она относится к гражданскому обществу, к миру потребностей, труда, частных интересов, частного права, как к основе своего существования, как к последней, не подлежащей дальнейшему обоснованию, предпосылке, и потому — как к своему естественному базису. Наконец, человек, как член гражданского общества, имеет значение собственно человека, это — homme в отличие от citoyen, ибо он является человеком в своем чувственном, индивидуаль­ном, непосредственном существовании, тогда как политический человек есть лишь абстрактный, искусственный человек, человек как аллегоричес­кое, юридическое лицо. Реальный человек признан лишь в образе эгоис­тического индивида, истинный человек — лишь в образе абстрактного citoyea.

Абстракцию политического человека Руссо правильно изображает следующим образом:

"Тот, кто берет на себя смелость конституировать народ, должен чув­ствовать себя способным изменить, так сказать, человеческую природу, превратить каждого индивида, который сам по себе есть некое совершен­ное и изолированное целое, в часть более крупного целого, от которого этот индивид в известном смысле получает свою жизнь и свое бытие, должен поставить на место физического и самостоятельного существова­ния существование частичное и моральное. Нужно, чтобы он отнял у че­ловека его собственные силы и дал ему взамен такие, которые были бы

I' Естественных прав (ред.).

Приложение

для него чужими и которыми он не мог бы пользоваться без содействия других" ("Общественный договор", кн. 2, Лондон, 1782, стр. 67).

Всякая эмансипация состоит в том, что она возвращает человеческий мир, человеческие отношения к самому человеку.

Политическая эмансипация есть сведение человека, с одной стороны, к члену гражданского общества, к эгоистическому, независимому индиви­ду, с другой — к гражданину государства, к юридическому лицу.

Лишь тогда, когда действительный индивидуальный человек воспри­мет в себя абстрактного гражданина государства и, в качестве индивиду­ального человека, в своей эмпирической жизни, в своем индивидуальном труде, в своих индивидуальных отношениях станет родовым существом; лишь тогда, когда человек познает и организует свои "собственные силы" как общественные силы и потому не станет больше отделять от себя обще­ственную силу в виде политической силы, — лишь тогда свершится че­ловеческая эмансипация.

Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Изд. 2. Т. 1.

Поиск по сайту: