АвтоАвтоматизацияАрхитектураАстрономияАудитБиологияБухгалтерияВоенное делоГенетикаГеографияГеологияГосударствоДомДругоеЖурналистика и СМИИзобретательствоИностранные языкиИнформатикаИскусствоИсторияКомпьютерыКулинарияКультураЛексикологияЛитератураЛогикаМаркетингМатематикаМашиностроениеМедицинаМенеджментМеталлы и СваркаМеханикаМузыкаНаселениеОбразованиеОхрана безопасности жизниОхрана ТрудаПедагогикаПолитикаПравоПриборостроениеПрограммированиеПроизводствоПромышленностьПсихологияРадиоРегилияСвязьСоциологияСпортСтандартизацияСтроительствоТехнологииТорговляТуризмФизикаФизиологияФилософияФинансыХимияХозяйствоЦеннообразованиеЧерчениеЭкологияЭконометрикаЭкономикаЭлектроникаЮриспунденкция

СОТВОРЕНИЕ СОБЕСЕДНИКА

Читайте также:
  1. Имя собеседника
  2. Метод «Смена собеседника»
  3. Не перебивайте собеседника
  4. Поза собеседника
  5. СОТВОРЕНИЕ
  6. Сотворение Адама
  7. Сотворение Евы
  8. СОТВОРЕНИЕ МИРА
  9. Сотворение мира (мемфисское сказание)
  10. СОТВОРЕНИЕ ЧЕЛОВЕКА
  11. Техники, вызывающие доверие собеседника и позволяющие его правильно понять.

Единственная настоящая роскошь - это роскошь человеческого общения.

Антуан де Сент-Экзюпери.

В одиночестве, люди нередко начинают персонифицировать нео­душевленные предметы. «Маленькая куколка,- пишет Бомбар,- ко­торую мне подарили друзья превратилась для меня почти в живое существо. Я смотрю на нее и уже заговариваю с ней, сначала одно­сложно, а потом во весь голос, рассказывая ей обо всем, что собира­юсь делать. Ответа я не жду: пока еще это не диалог. Отвечать она мне начнет позднее» (19). К. Риттер в условиях полярной ночи на Шпицбергене разговаривала вслух с луной: «кормила», «поила ее», «укладывала спать». В Луне она нашла партнера, с которым делилась

190


своими мыслями и реализовывала присущие женщинам благород­ную потребность заботиться о ближнем. Наиболее часто персони­фицируются живые существа.

«Мое одиночество вдруг было нарушено, - рассказывает Сифр.-У меня нашелся приятель - маленький паучок. И я начал с ним разго­варивать - странный это был диалог. Мы двое были единственными живыми существами в мертвом подземном царстве. Я говорил с па­учком, беспокоился за его судьбу». Мишель привязался к этому су­ществу. «К несчастью, - пишет он, - мне взбрело в голову покормить паучка, и через два дня он умер. Это было для меня ударом. Я ис­кренне горевал... Он был единственным моим товарищем по зак­лючению» (149).

Во время трансатлантического плавания Э. Бишопа чилиец Хуа-нито, исполнявший на плоту обязанности кока, оказался в условиях социальной изоляции. Его «другом» стал поросенок, с которым он начал делиться своими переживаниями. Когда продукты закончились, он оказал яростное сопротивление членам экипажа, не позволив за­резать поросенка.

А. П. Чехов с глубокой психологической проникновенностью в повести «Тоска» рассказывает об извозчике, у которого умер сын. Не имея друзей среди окружающих его людей в городе, он делиться своим горем с лошадью.

В условиях одиночества люди очень часто силой воображения создают партнеров и ведут с ними диалоги, задавая вопросы и отве­чая на них. Иллюстрацией может служить испытуемый Д.:

«- Ну, что же ты сейчас будешь делать?..

Не нарисовать ли мне нашу Нину (лаборантку)? Она все время стоит перед глазами. А если портрет плохо получиться?.. Она на меня может обидеться.

- Брось! Все обойдется...

- Вставай! Вставая, лентяй! Принимайся за работу!

- Ну ладно, так и быть, уговорил, речистый...».

Мы наблюдали своеобразное общение испытуемого с собой, когда он называл себя по фамилии, а отвечал «партнеру», называя его по имени и отчеству.

Диалогическая речь имеет место не только в условиях камерной, но географической изоляции. Переплывая Атлантический океан в одиночку, Вэл Хаулз очень часто разговаривал вслух, с воображае­мыми партнерами:


«- Эй, на носу! Нагрузить топенант. Да повеселей!

- На лебедку его боцман, переднюю шкоторну добрать.

- Есть, сэр...».

Довольно часто объектом «общения» становятся фотографии. «Кажется я захандрил, - признается в своем дневнике Кутузов. - Вы­нуты все фотографии. Глядишь и вспоминаешь каждого. Я раньше не думал, что фотографии действительно нужны. Не прибыл бы сюда в Антарктиду, может, так и не узнал бы о том, что общение с фото­графиями приносит эмоциональную разрядку». Общение с фотогра­фией не требует такого психического напряжения, какое возникает при общении с воображаемым партнером. Иными словами, фото­графия «материализует» конкретного человека и помогает «обще­нию» с ним.

Мы наблюдали и испытуемых, которые длительное время нахо­дились в задумчивой позе, молчали, но по их мимике и динамике вегетативных функций можно было догадаться об имеющихся у них смене противоречивых мыслей. Эти догадки подтверждались после эксперимента при расспросах. Борьба мыслей в сознании у них по­рой принимала драматический характер. Это, как правило, происхо­дило тогда, когда человек, запутавшись в противоречиях, не в со­стоянии был принять твердое решение, так как. в каждом из его ва­риантов имеется столько же «за», сколько и «против».

Некоторые из «молчаливых» отражали свои мысли и споры в днев­никах. Многие их записи носят интимный характер. Здесь в каче­стве примера приведем по сути аналогичный отрывок из дневника не испытуемого, а участника Французского Сопротивления Бориса Вильде, русского по национальности, находящегося в одиночном заключении в застенках гестапо (казнен 23 февраля 1942 г.). Боль­шие цитаты оправданы тем, что передают настроение человека ожи­дающего смертную казнь:

«24 октября 1941 г.

1 - Итак, дорогой друг, нужно серьезно учесть возможность смер­тного приговора.

2- Нет, нет, я не хочу этого. Все мое существо этому против. Я хочу жить. Будем бороться, будем защищаться, попробуем бежать. Все, только не смерть!

1- Послушай, не может быть, чтобы ты говорил серьезно. Разве ты придаешь жизни такую ценность?

2- А ты? Совершенно искренно?

192


1- Инстинкт силен, но я умею рассуждать и заставлю повиновать­ся мое животное начало...

2- Животное начало? С каких пор ты относишься к этому началу с таким презрением? Разве, например, хороший обед не доставил бы те удовольствие? Представь себе: дюжина жирных устриц, све­жая форель, горячий росбифт или жареный цыпленок... все это с хорошим старинным вином, которое может дать только Франция...-Все это способно перенести тебя в светлый мир радости жизни и даже высокой поэзии. Не так ли?..

28 октября

1- А твоя жена?

2- Вот этот удар в самое сердце. Я знаю, что мне невозможно от нее оторваться. Но ты же не думаешь, что эта любовь исчезнет вме­сте с жизнью? Если это было так, жить бы не стоило. Ну, успокойся, любовь есть единственная реальность, которую мы здесь постига­ем, более реальная, чем смерть, более реальная чем жизнь или смерть.

1 - Признаюсь у тебя нет недостатков в ответах и искусных дово­
дах. Итак ты думаешь покинуть эту землю, которую ты, однако, лю­
бишь, без большого сожаления и даже мнишь найти в том некото­
рое преимущество? Убедить ты меня не можешь, я знаю, что я те­
ряю, но не вижу, что я выигрываю. Я не хочу сомневаться в твоей
искренности, но не стараешься ли ты представить зло за благо?

1- А даже, если бы это было правда? Нужно уметь переносить удел, как носят корону. Но разуверься. Теперь мой черед переходить в наступление. Я хочу вернуть тебя к самому себе. Выслушай меня хорошенько. Если бы я был христианином и имел бы веру... но это было бы слишком легко. Я ничего не знаю о потустороннем. У меня только сомнения - жизнь вечная, однако, существует или это страх перед небытием заставляет меня веровать в вечность? Но небытия не существует? Что ты об этом думаешь?

2- Я знаю одно, я люблю жизнь.

1- Следовательно, существует любовь. Остальное неважно. Раз
существует смерть, она не может быть иным, чем любовь...

2 ноября

2- Ты все же несколько парадоксален. Зачем было тогда убеж­
дать меня примириться со смертью, если ты видишь благо именно в

193


том, что я привязался к жизни? Или же ты все не хочешь облегчить мне смерть?

1- О, об этом я не беспокоюсь. Если ты меня послушаешь и охот­но примешь смерть, тогда протестовать буду я. Ведь в конце концов, Я - это ты; А ты - это Я. Чем больше основания я нахожу для смерти, тем более привязываюсь к жизни, моя гордость находит в этом удо­вольствие и я снова стремлюсь к смерти» (36).

Дневники велись и в условиях групповой изоляции. «Чувствую, что дневник становится отрадой, хочется писать. Наверное, действу­ет ограничение общения...» (врач-испытатель Е. И. Гавриков).

Испытатель Божко (годичный эксперимент): «В таких условиях, когда нет возможности излить душу, дневник становится единствен­ным молчаливым другом и всегда верным союзником».

Благотворное влияние дневниковых записей на психическое со­стояние людей, находящихся в экстремальных условиях отмечают многие космонавты и полярники. «В эти дневники, - пишет Севасть­янов, - мы заносили только свои мысли, размышления... Это необ­ходимое состояние, когда человек уходит от повседневных и об­щих мыслей и забот». «Я думаю, - отмечает исследователь Арктики Д. Скотт, - эти записи являлись выражением единственного стрем­ления поделиться своими переживаниями с кем-нибудь одним... с той, кого он любит... когда мы писали дневники, они носили глубоко личный характер».

Несомненно, что для многих писателей, испытывающих затруд­нения в общении с реальными людьми, обращение к воображаемым читателями снимало у них эмоциональную напряженность. О роли творчества в случаях, когда у писателя или поэта эмоциональная на­пряженность доходила до крайнего предела, французский поэт Ла-мартин писал: «Пусть будет благословен тот, кто выдумал письмен­ность, этот разговор со своей собственной мыслью, это средстве снятия бремени с души. Он предотвратил не одно самоубийство» Болгарский писатель П. Яворов рассказывает: «Из моей души все гда исчезало страдание, если я находил слово высказать его. Смел< могу скачать, что или я, или мой герой должны были покончить са моубийством. Но так как герой кончил самоубийством, я могу жит: за его счет».

Рассмотрим психологический механизм реакций личности в ус ловиях одиночества. Л. С. Выготский писал: «Всякая высшая пси хическая функция была внешней потому, что она была социально


раньше, чем стала внутренней, собственно психологической функ­цией, она была прежде социальным отношением двух людей. Сред­ство воздействия на себя первоначально является средством воз­действия на других или средством воздействия на личность» (38).

Речевое общение, по данным А. Н. Леонтьева, на определенном этапе исторического развития приводит к тому, что речевые действия те только служат общению, но направлены на теоретические цели, что делает внешнюю форму речи не обязательной. Поэтому в даль­нейшем речевые действия приобретают характер чисто внутренних процессов. «То, что было некогда диалогом между разными людь­ми, становится диалогом внутри одного мозга» - замечает Л. С. Вы­готский.

И так, если человек остается наедине с собой, то и тогда он в своей голове имеет «других людей», с которыми в своем воображе­нии может вступать во взаимоотношения. Таким образом, в самой структуре личности заключена система взаимоотношений актуаль­ного «Я» с «другими». Например, в процессе мышления, происхо­дящем на основе речи, человек очень часто как бы ведет разговор с воображаемым партнером. Эта возможность представляет искать истину не только в спорах с другими, но и оставшись наедине с со­бой. Решение может касаться как повседневных задач, так и пре­дельно абстрактных проблем, как, например, есть ли бог. Таким об­разом, противопоставление актуального «Я» условным оппонентам является важнейшим механизмом человеческого сознания.

Однако если у здорового человека в обычных условиях эти взаи­моотношения протекают в умственном плане при сохранении акту­ального «Я», то в условиях одиночества человек ведет разговор с условными оппонентами в плане внешней, а не внутренней речи, персонифицируя различные объекты, создавая силой воображения партнеров по общению. Разговаривая, он не просто говорит но и «ак­терствует»: разыгрывает сцены с персонажами сознания, из коих один с меткой «актуального я» («Я в собственной роли»), другой с меткой не «я» («Я в чужой роли»).

Поскольку привычные формы социального общения (советы, рекомендации, одобрение, порицание, утешение, подбадривание, напоминание и т. д.) исключаются из социально-психологической структуры деятельности, человек оказывается вынужденным в про­цессе переадаптации к измененным условиям вырабатывать новые социально-психологические механизмы регулирования своего по-

195


ведения. К этим механизмам в условиях одиночества мы относим персонификацию различных объектов, создание силой воображения партнеров, с которыми ведется диалог в форме устной или письмен­ной речи.

Для того чтобы раскрыть механизмы перечисленных компенса­торных, защитных реакций, необходимо понять, почему человек в условиях одиночества не только персонифицирует различные объек­ты и создает силой воображения «партнеров», но и почему он обща­ется с ними не в форме внутренней речи, как обычно, а в форме речи внешней. Хотя эти аспекты экстериоризационных (вынесенных из психики во вне) реакций теснейшим образом связаны межу собой, рассмотрим их в отдельности. Начнем с речи.

Выготский показал, каким образом переход к орудийной, трудо­вой деятельности преобразовал психическую деятельность челове­ка Вслед за превращением приспособительной деятельности в тру­довую, орудийную, опосредованную становятся опосредованными и психические процессы. Роль промежуточного, опосредующего звена начинают выполнять мнемотехнические, главным образом, речевые знаки. Согласно Выготскому, находящийся вне организма знак (звуковой, письменный и т. д.), как орудие, отделен от личнос­ти и является, по существу, общественным или социальным сред­ством. При этом речь, выполняя функцию регулирования поведения другого человека, интериоризируясь (погружаясь в психологичес­кое поле), становится командой для себя, что приводит личность к овладению регуляцией собственного поведения. Однако в услови­ях одиночества, как показывают наблюдения, речь в умственном плане не может полностью обеспечить саморегуляцию, и человек здесь вынужден прибегать к экстериоризационным реакциям.

Более эффективное стимулирующее воздействие таких реакций (подбадривание, поддержка, разрешение сомнений и т. д.) обуслав­ливается, по нашему мнению, тем, что мысль, облеченная во вне­шнюю словесную форму, в отличие от мысли, не произнесенной вслух или не выраженной на бумаге, сразу же получает отчужден­ный характер, становясь чем-то в значительной мере посторонним индивиду. В этих условиях высказанное вслух или написанное сло­во часто приобретает такое же значение, какое оно имело бы, буду­чи высказано другим лицом, хорошо знакомым с переживаниями человека.


Мышление вслух у здоровых людей наблюдается не только в ус­ловиях изоляции, но и в моменты преодоления трудностей и опас­ностей как форма подбадривания самого себя. В этом проявляется потребность человека иметь поддержку извне. Тенденция к мышле­нию вслух у здоровых людей в форме подбадривания не ускользну­ла от тонкой наблюдательности писателей. Так, гоголевский Чичи­ков, будучи особенно доволен всем своим предприятием по скупке «мертвых душ», сидя один в комнате перед зеркалом, не смог удер­жаться от того, чтобы не похлопать себя по щеке, произнеся при этом: «Ах ты, мордашка этакой». Мы также не раз наблюдали, как в наших экспериментах испытуемые разговаривали со своим отраже­нием в зеркале.

Наши наблюдения показали, что у тех испытуемых, которые не вели диалогов вслух с персонифицированными объектами, вообра­жаемыми партнерами или не вели дневниковых записей, значитель­но чаще развивались необычные психические состояния, лежащие на грани между нормой и психопатологией. У одного из наших «мол­чаливых» испытуемых развился реактивный психоз с бредом воз­действия.

Наши выводы подтверждается наблюдениями английского врача Коричера, который в докладе на симпозиуме психиатров в Монреа­ле в 1979 г. показал, что эффективным средством предупреждения неврозов в условиях стресса является разговор вслух с самим со­бой.

Из всего сказанного следует, что персонификация неодушевлен­ных предметов и животных в условиях одиночества обуславливает­ся потребностью объективировать партнера по общению в какой-то вещественной, материальной форме. В известном смысле, исходя из теоретических представлений Выготского, можно утверждать, что персонифицированный объект превращается в некий «знак», «сим­вол», приобретающий стимулирующее, регулирующее воздействие на личность.

Таким образом, в персонификации объектов и создании силовой воображения «собеседника», с которым человек в одиночестве на­чинает общаться, отчетливо проявляется психологический механизм экстериоризации. Он основан на присущей всем людям способнос­ти проецировать вовне усвоенные в процессе индивидуального раз­вития социальные взаимоотношения.


1 | 2 | 3 | 4 | 5 | 6 | 7 | 8 | 9 | 10 | 11 | 12 | 13 | 14 | 15 | 16 | 17 | 18 | 19 | 20 | 21 | 22 | 23 | 24 | 25 | 26 | 27 | 28 | 29 | 30 | 31 | 32 | 33 | 34 | 35 | 36 | 37 | 38 | 39 | 40 | 41 | 42 | 43 | 44 | 45 | 46 | 47 | 48 | 49 | 50 | 51 | 52 | 53 | 54 | 55 | 56 | 57 |

Поиск по сайту:



Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав. Студалл.Орг (0.007 сек.)